Александр Беляев - Цветок Тенгри. Хроники затомиса

На некоторое время воцарилось тревожное молчание.

– Так, слава Богу, что-то снова появляться начинает, – донеслось до ребят.

И действительно, сначала слегка изменилась освещенность, а затем парное молоко тумана вновь пошло клочьями, и сквозь эти клочья проступила земля внизу и небо вверху. Под ними от горизонта до горизонта простирался огромный город, а от тумана не осталось даже воспоминаний: хоть они и вышли из него только-только, он исчез, словно дурной сон, словно быстро забывшееся воспоминание. А может, он возник только на короткое время? Андрей окинул взглядом развернувшуюся панораму, и сердце его вновь кольнуло острейшее узнавание: город перечерчивала почти пополам широкая лента полноводной реки с многочисленными лентами притоков, впадавшая в синюю, сильно изрезанную губу, переходящую в морскую гладь до самого горизонта к северо-западу. Сами кварталы города, особенно центральная его часть, казались знакомыми ему даже лучше, чем кварталы совсем недавно оставленного за бортом города его раннего детства, Донецка, – это, несомненно, был Ленинград. Ничем иным он просто не мог быть: вот Исаакий, вот стрелка Невского с полумесяцем Казанского собора, вот огромный комплекс Зимнего дворца… вот Медный всадник… вот Спас на крови… вот Михайловский дворец… вот Летний сад. Почему-то в сознании Андрея тут же появилась уверенность, что он видел и какой-то другой Летний сад, какой-то неправдоподобно-большой, и по нему он долгое время скакал на белом коне и кого-то преследовал. Откуда это? Он и на коне-то ни разу не сидел, не то, что галопом скакать! Опять – чужая память! В довершение описания, как и в загадочной истории с Донецком, город этот отнюдь не походил на спящее королевство: машины ездили, пароходики плыли, фигурки людей двигались, дымы из труб ТЭЦ и заводов поднимались к небу, либо стелились над городом, в общем, совместные усилия ребят дали тот же результат, что и индивидуальная магия Андрея: фрактальный коридор рассинхронизации вновь прекратил свое существование то ли в тумане, то ли при выходе из него. Наученные прежним опытом, ребята, не дожидаясь, когда Ирудрана выкажет желание избавиться от лишней влаги и электрических зарядов в своем физическом теле – грозовой туче, которая возникала, как только переставал действовать фрактальный коридор, – начали восстанавливать неподвижность окружающегося мира, затем, когда он поменял свой цвет и освещенность, переглянулись.

– Ну, и как это понимать? – посмотрел Андрей на Аню, – снова загадочный туман, и снова мы оказались совсем не там, где должны были оказаться, согласно маршруту. Ну ладно, Донецк как-то еще можно объяснить, допустив, что сбились с пути в тумане, все же там не так далеко, хотя, по логике должны были быть сначала Львов и Киев, но Ленинград – это уже совсем из ряда вон! Мы же после Донецка, дай бог, всего полчаса летели, и если даже допустить, что с курса в тумане сбились, то в Питере при такой скорости никак не могли очутиться! Тем более, это такой зигзаг!

– Я думаю, – сказала Аня, – что-то с миром произошло! Не случайно возникла срочная необходимость в нашей особой миссии. Я ведь не выдумала ничего, и тут вовсе не моя блажь, как ты, по-видимому, до сих пор считаешь. Это прямое указание… ну, скажем, из Центра… или из Космоса… или от Господа Бога. Похоже, дело действительно не терпит отлагательства. Мне кажется, зоны тумана – это зоны какой-то деструкции материи, вплоть до исчезновения или искажения пространства-времени. В результате в зоне тумана мы как бы выскакиваем из мира, а затем вновь в него возвращаемся, но совсем не в то место, где мы должны, согласно маршруту, оказаться. Пространство словно бы съедается, и мы сразу перескакиваем. Кажется, физики называют это явление (до сего момента чисто теоретическое) «кротовыми дырами». Вот, правда, почему сначала Донецк, а потом Ленинград – пока не ясно.

– Так что же получается, – Андрей в страхе огляделся вокруг, – значит огромные участки планеты, вместе с лесами, полями, городами и людьми взяли и исчезли?!

– Можно и так себе это представить, но интуиция подсказывает мне (разумеется, без объяснений), что, к счастью, это не совсем так. Словно бы эти зоны исчезновения пространства-времени только для нас с тобой реальны, возможно, и еще для кого-то продвинутого, но в дальнейшем в эту картину будет вовлекаться все большее и большее количество людей, пока, после перехода некой критической массы, это не станет всеобщей реальностью…

– Ты хочешь сказать, – задумчиво произнес Андрей, – что люди, оказавшиеся в зоне тумана ничего необычного не видят и не чувствуют? Но ведь мы-то вполне реально ощутили эффект этого «поглощения», мы же действительно перепрыгнули Бог знает куда!

– Не знаю, как это объяснить понятнее, это мне сейчас надиктовывают оттуда, – показала Аня пальцем наверх, – и я сама не анализирую информацию. На основе того мировоззрения, с которым ты проснулся два дня назад, тебе должно быть известно, что мир, в том виде, в котором все его знают и ощущают, реален не абсолютно, это как бы ДОГОВОР сознаний всего человечества, и если условия договора изменятся, то изменится и реальность. А как она будет выглядеть в этом случае, никто не знает. Но дело в том, что на первом этапе изменения ДОГОВОРА и, соответственно, изменения картины реальности, новый образ мира может стать реальным лишь для небольшого круга сознаний, которые не только будут видеть его иначе, но и станут существовать по новым законам, в то время, когда остальные будут воспринимать его еще по-старому. Но, как только количество этих, воспринимающих по-другому людей дорастет до критической массы, то новая реальность станет реальностью для всех. Это можно сравнить с эффектом перенасыщенного раствора: в такой-то момент достаточно маленькой крупицы, чтобы началось массовое выпадение кристаллов.

– Или эффект сотой обезьяны, – усмехнулся Андрей. – Я знаю об одном эксперименте японцев (похоже, эта информация также пришла из «вставки»), что как только сто обезьян на небольшом острове научилась мыть сладкий батат, как сразу все обезьяны этого острова также начали это делать, хотя им никто ничего не показывал. Ну, ясно, о чем-то подобном и Кастанеда писал. Значит, ты все же думаешь, что с точки зрения всего человечества глобальной катастрофы не произошло?

– Мне передают, что пока нет, но может произойти… если мы не сделаем того, ради чего летим на Алтай. И еще, я сейчас ощутила, что в Провиденциальном плане наметилось что-то вроде бифуркации, хотя в мире это еще не проявилось, и сейчас именно от нас, двух потомков Меровингов, зависит то, по какому пути будет разворачиваться сценарий: по пути Светлых или по пути Темных… ты знаешь, мне диктуют, что есть еще какая-то третья сила, хотя совершенно не понятно, что это такое…