Николай Ольков - Хлеб наш насущный. Собрание сочинений. Том 9

– Глупо бежать после первого дела. Еще неизвестно, что в портфеле. Вечером встретимся на остановке, еще раз обсудим. И знайте: сомнение в товарище – первый враг коллектива.

Без четверти восемь все были на местах. Бывакин в шикарном костюме с галстуком прошел во второй стеклянный тамбур и расстегнул свой портфель, якобы проверяя документы. Нужный человек пришел точно по графику, Родя выпрямился и мягким ударом в горло уронил его на пол, напарник схватил портфель и спрыгнул с крыльца. Родя выскользнул в дверь и ушел в другую сторону. У киоска «Мороженое» постоял, удивляясь, почему до сих пор нет милиции. Наконец, запела сирена. Все, дело в шляпе.

Уложив Настену спать, Родион закрылся на кухне и вывалил содержимое портфеля на стол. За час до этого в вечерних новостях сообщили о дерзком ограблении инкассатора крупнейшего банка. Родя подумал: знай он, что это – не кассир, на дело бы не пошел. В новостях сказали, что грабители действовали очень профессионально, жертв нет, как и нет никаких примет нападавших. Чуть позже уточнили, что погиб сам владелец торгового центра, который каждый день лично сдавал выручку в банк. Родион разделил деньги на четверых и сложил в пакеты. Завтра ребята прямо из его портфеля возьмут каждый свою долю. О том, что все доли равны, Родя ничего говорить не стал, тем более, что в тот же вечер была названа сумма похищенного.

***********************************

Бывакин даже себе не признавался, что ему льстило внимание такой девушки, как Лада, но он понимал, что из их отношений, даже если они и возобновятся, ничего не получится. Наверное, ей приятен сильный и симпатичный молодой человек, прилично одетый и умеющий вести себя за столом. Конечно, она не могла заметить, что Родя копировал все движения Гавриила, чтобы не допустить ляпа, который бы мгновенно разрушил в ее воображении образ романтического и близкого по духу юноши. Она настаивает, даже просит через брата о встрече, что едва ли приличествует ее статусу, и он должен пойти, чтобы все привести в порядок: да, Лада очень милая барышня, но Родя парень из иного круга, можно рассказать ей о придуманной семье в Новосибирске, о тюрьме и о беспросветном будущем, потому что с тюремной школой ему не сдать экзамены даже в техникум, точнее – в колледж. А потом заявить, что из-за болезни матери он вынужден будет навсегда покинуть город и вернуться в деревню. Бывакин был уверен, что после этого у барышни не останется никаких иллюзий.

Он набрал номер телефона и услышал ее мягкое:

– Да, вас слушают, говорите.

– Это Родион. Здравствуйте, Лада. Простите мне мою дерзость и не обижайтесь, я сам очень переживаю.

– Забудьте об этом. Я хочу сказать, что вам не в чем раскаиваться, я потом поняла, что вы поступили по порыву сердца, а это самое искреннее, на что способен человек. Потому я прошу вас, Родион, приезжайте к нам, я вас встречу, мне хочется с вами о многом поговорить. Нет-нет, никаких отговорок, я вас жду.

Придется ехать. А ведь манит, манит эта прозрачная девушка, живущая нереальной жизнью, хлопочущая о высоком обществе, которое должно окружить будущего Государя. А кто он? Из тех, кто сейчас рулит из Кремля, царя не собрать даже по крупицам. Родион покупал в киоске все газеты и быстро просматривал. Как он научился читать между строк? К этому подтолкнул Доктор, который брезгливо относился к газетам, телевизору и власти. Кажется, к любой. А читать заставила Аннушка, чистая душа и несчастная женщина. Он тоже хорош, уехал внезапно и забыл. Мог бы написать, была даже мысль вызвать ее и жить вместе, но одно за другое – и забылась Аннушка, которой стольким обязан. Ехал в автобусе и думал.

Лада, как и обещала, встретила у крыльца, смущена, щечки покраснели. Провела по пустому вестибюлю в свою комнату, усадила в кресло.

– Родион, я намерена говорить с вами серьезно. Вы умный и серьезный человек. Ваши родители хотели, чтобы вы стали врачом. А вы где собираетесь учиться?

Он посмотрел ей в глаза с улыбкой:

– В автошколе.

Лада оторопела:

– Не совсем поняла. Причем тут автошкола?

– Хочу получить права, чтобы водить машину.

Девушка явно обрадовалась:

– Прекрасно! Но я имела в виду учебу настоящую, например, университет или политехнический институт.

– Я еще не решил. Время есть.

Лада прошлась по комнате, шурша обширной юбкой. Белая кофточка тоже была свободной, но Родя заметил и остренькие груди, и тонкую талию.

– Родион, вы современный молодой человек. Что для вас любовь? – она остановилась и глядела на него ясными голубыми глазами.

Парень растерялся. Говорить книжные слова – глупо, своих почти не было, да и не любил он по-настоящему никого. Так, привязанность, общая постель. Решил признаться:

– Лада, вы меня застали врасплох. Я не особо искушен в этих чувствах, все времени не было.

Лада наступала:

– Но вы верите, что любовь есть, и она движет людьми?

– Возможно, – Родион беспомощно развел руками.

– Ах, какой вы несговорчивый! Конечно, сегодняшние проявления чувств весьма далеки от идеалов наших предков. Тогда любили…, как бы точнее выразиться: светлее, чище. Любовь – это два человека, ставшие единым целым, это их мир, который ничто не способно разрушить. Вы помните декабристов? Помните жен и невест, которые отринули все: богатство, покой, общество – и поехали к любимым в Сибирь. Или вы думаете, что это красивые легенды? Нет, Родион, это чистая правда.

Она открыла шкаф и вынула несколько папок, на лицевой стороне гость заметил царский герб.

– Я собрала много документов по своему роду, и среди них несколько писем прапрапредков, из девятнадцатого века. Они написаны не весьма разборчивым подчерком, потому я дам вам только те, что успела перепечатать на машинке. Уверяю вас, это не фантазии, это документы. Я разрешаю вам их прочесть.

Лада подала несколько листов и включила верхний свет.

– Читайте, а я приготовлю чай.

Бывакин начал читать и сразу захватили его тот дивный старый стиль и душевная, искренняя манера обращения и изложения событий, мыслей и чувств.

Письмо первое.

«Здравствуйте, дорогая моему сердце Екатерина Сергеевна, жена моя венчанная и друг до конца дней моих. Первое письмо разрешили мне власти тюремные отписать, и кому я его адресую, акромя Вас, родной и любимой. В первых строках сообщаю Вам, что страдания наши на этапе закончились сравнительно благополучно, но многие десятки несчастных не выдержали пешего перехода, особливо в зимних месяцах, когда за Уральским камнем холода и ветры такие, каких в Петербурге не бывает никогда.

Любезная Екатерина Сергеевна, тот адвокатишка, который взял с Вас сто рублей ассигнациями, так и не сделал ничего, больше того, он и не пытался сделать, чтобы хоть как-то облегчить мою и Вашу участь, укоротить срок каторги или даже добиться оправдания. Я в пересыльной тюрьме встретился со многими людьми, которые уголовное дело знают не хуже господина городского прокурора, они уверяли, что ретивый защитник мог бы мое дело кончить в нашу пользу, тогда бы и быть нам вместе, а теперь нельзя. Долгих пять лет – выдержите ли Вы сие испытание, ниспосланное нам Господом? Я уж не говорю о себе, ибо знаю, что все снесу, все переживу, только бы мне увидеть и обнять Вас, дорогая Екатерина Сергеевна.