Анна Матвеева - Горожане. Удивительные истории из жизни людей города Е.

Гость с наслаждением смотрел на то, как в этой чужой ему – но такой необъяснимо родной – семье угождают друг другу без лишних слов, а всей душой. Когда разлили чай и подвинули к нему поближе вазочку с вареньем из яблок, в соседней комнате хлопнуло окно.

– Вот и котейка явился, – сказал хозяин, и точно: в комнату решительно вбежал серый кот, хвост трубой, и замявкал, крутясь у стула Валентины. – Ему морозы не страшны, да он и вообще никого у нас не боится, верно, серенький?

За столом говорили не много, домашние слегка робели гостя – трудно забыть, кого они принимают в своём доме запросто, как если это самый обычный человек. Конечно, бывали у них разные известные люди – Евгений Пермяк, Агния Барто, вон на том сундучке спал как-то раз

поэт Алексей Сурков, но тут не просто известный человек, а целая легенда… Дом как будто бы меньше стал от его присутствия, хотя ростом гость не так и велик – могутный, но невысокий. Валентина и её сестра Наталья старались не разглядывать его пристально, но иногда терпежу не хватало: взгляды падали, как вилки из рук. Только Никитка, согласно возрасту, вёл себя естественно – и когда гостю достался счастливый пельмешек с начинкой из прогоревшего древесного уголька, захлопал в ладоши от радости (сам и вкладывал начинку в тесто).

Чай хозяин пил из стакана с латунным подстаканником, а ложку не вынимал – придерживал большим пальцем. Сахар в крупных кусках лежал рядом с щипцами для колки – колоть, сразу стало ясно, было заботой хозяина. Гость положил в свой стакан два кусочка сахару, и тут Никитка зевнул во весь рот – пора было укладывать мальца.

– Ещё минутку, дедушка, – просил мальчик, а глаза слипались, и голова клонилась набок. Кот, напившись молока, давно спал, свернувшись клубком близ печи, рядом похрапывал Ральф.

Гость никуда не торопился, да и хозяин не хотел его отпускать. Перешли в кабинет, где на рабочем столе, заваленном книгами, темнела пишмашинка.

– Скучаете по Москве? – спросил хозяин, раскуривая трубочку. И, не дожидаясь ответа, как бы испугавшись, что ранит этого большого, сильного человека за живое, заговорил поспешно: – Я-то, уж извините, Москвы не люблю – она милее всего, когда в окно на неё гляжу, из поезда. Когда еду домой, на Урал. А что родные ваши места, давно вы там бывали?

Родина гостя – деревня Стрелковка Калужской губернии. Любой советский человек знал наизусть каждую страничку его биографии. Но названия, цифры, газетные передовицы – это одно, а живое впечатление – совсем другое. Узелок, который завязывается при первой встрече, может остаться всего лишь узелком – а может вытянуться в крепкую нить, связующую людей на многие годы.

Полгода назад, в мае, хозяин дома и его гость стояли вместе на трибуне площади 1905 года – шёл парад Победы. Хозяин присматривался к гостю, которого только-только перевели сюда из Одессы. Уральцы не болтливы, сплетен чураются, но даже самый сдержанный свердловчанин не мог удержаться от разговоров – как, почему, надолго ли? Сказывали, что гость выезжает каждое утро верхом на коне из Зелёной Рощи, а позади едут водитель с денщиком на блестящей машине. Судачили, что в Москву ему никогда не вернуться, и потом кто-нибудь обязательно итожил беседу решительным:

– А всё одно, без его б не управились!

На той трибуне пролез к хозяину и гостю шустрый мужичонка – глаз налитой, нос в марганцевых прожилках, от усов – квашеный дух. Тянет руку гостю:

– Я имею честь представиться, тот самый Ермаков, что царя казнил!

Гость отвернулся так резко, что ордена на груди звякнули:

– Палачу руки не подаю!

Вскоре в Свердловске назовут именем цареубийцы Ермакова улицу Другую – в честь хозяина, а третью – в честь гостя. Но пока живые люди, наблюдавшие с трибуны парад Победы, не превратились в памятники, бюсты и географические названия, им есть о чём поговорить за рюмочкой и трубкой.

– С тридцать шестого не курю, – сказал гость, с завистью глядя на дымящуюся трубку хозяина. – Врачи запретили.

– И мне запретили, – отозвался собеседник, – да вот такой силы воли, как у вас, не досталось. Несколько месяцев только и продержался.

– Книгу, что вы мне в тот раз дарили, – перевёл разговор гость, – в несколько ночей изучил. Светлые у вас истории, читаешь – и на душе проясняется!

– Ночами читаете? – рассмеялся хозяин. – А я, не поверите, пишу в тёмное время. День на заботы расходится, не успеешь присесть, как стемнеет. Мои угомонятся, в доме тишина – вот тогда самая и работа. Когда котейка с прогулки вернётся – спать ложусь. Это сегодня он рано явился, озяб, а так он у нас зверь ночной.

– И что, целый рассказ за ночь пишете?

Хозяин положил на стол погасшую трубку.

Работал он очень медленно – на небольшую историю уходило до полугода, потому что отделывать её приходилось тщательно, а слово, как драгоценный камень, торопыг не жалует. Иногда лишь несколько фраз выходило из-под камышового, своими руками сделанного пёрышка, а ночь, гляди, уже прошла, серый кот видит во сне серых мышек, и новый день стоит на пороге, полный хлопот и забот. Школьная тетрадка – он писал только в тетрадях – откладывалась до вечера, но между делами всякий раз возвращался к истории заново, обдумывая поступки и слова своих героев.

В бытность журналистом работал, конечно, быстрее – газета промедлений не терпит. Семь лет заведовал отделом писем – газета была крестьянская, и письма в редакцию приходили со всех уральских деревень. Тонны писем, где рассыпан золотой песок народной речи, где меткие словечки – как ценная руда, где начатки легенд вели перекличку с теми сказками, которые он слышал в детстве, на заводе… Жаль было оставлять эти богатства в конвертах, вот он и стал собирать коллекцию – выписывал на карточки, не задумываясь, зачем. А зачем собирают каменья, причудливые деревяхи, раковины? Трудно человеку расстаться с чудом, всяк хочет присвоить хоть немного – пусть радует в тяжёлую минуту

Тяжёлых минут, часов и дней ему досталось бессчётное множество – страшные годы, чёрные календари. Горе от времени легче не становится, разве что привыкаешь носить на себе этот груз. И несёшь его в ночные сочинения, где каждый герой – то сирота, то калека, то битый, то обманутый, но все как один спасаются делом своим, мастерством и призванием. А главное – верой в чудесное.

– Город ваш я не сам выбрал, как вы знаете, – гость вернулся к прежней теме, как возвращаются к камушку, который вначале не показался ценным. – Но служба – она везде служба. А на людей мне всегда везло. Вот вчера в колхоз ездил, на север, так меня там председатель из саней вывалил!

Хозяин удивился:

– За что он вас так?

– Да не нарочно, хотел, понимаешь, прокатить с ветерком! Лежу в снегу и думаю – ну, всё, брат, доездился! Не успел встать, как председателю все вокруг грозить давай – что сместят, из партии исключат! Я ещё снег с тулупа не отряхнул, а его уж почти что казнили.