Тимур Максютов - Офицерская баллада

Потом увидел качающуюся под единственным фонарем фигуру в офицерской фуражке и потащился с чемоданом к ней.

– Товарищ капитан! Как тут до рембазы добраться?

Небритый офицер с трудом сфокусировал взгляд на Марате.

– А! Ик… Летёха, ты кому заменщик?

– Я? Капитану Миронову вроде бы.

– Ик! Сука! Как долго я тебя ждал! Две тыщи дней и около того ночей! Я – Миронов! Неужто не видно?

Капитан вытащил из-за пазухи сигнальную ракету, с третьей попытки нащупал шнурок. Обалдевший Марат еле успел отшатнуться – чуть не опалив ему лицо, в небо с визгом унесся красный огненный шар.

– Пошли, салага. Я дежурную машину пригнал. В гарнизон поедем, отмечать будем, ик!

Ветру в монгольской степи привольно. Одетый в пыль, несется он над ровным столом Гоби, облизывает невысокие холмы, силится оторвать от земли камни. Он тут хозяин! И все здесь – его собственность: от ловящего восходящий поток орла до послушно кланяющейся ему пересохшей травы. Летит он, подгоняя толстую коричневую саранчу, летит… И разбивается о бетонный забор очередного советского гарнизона.

Ветер раздраженно перепрыгивает через препятствие и бежит пересчитывать пятиэтажки домов офицерского состава. В Чойре их – два десятка. И столько же старых одноэтажных бараков. Обособленно стоит офицерская гостиница, где есть даже генеральский люкс, весь в полированном дереве и красных коврах. Есть еще храм культуры – Дом офицеров; школа, детсад, магазины и столовая; какие-то нужные будки с гудящими в темноте трансформаторами или запасами кумачовых плакатов к празднику…

Туземцам сюда вход строго воспрещен! Исключение делается лишь для официально приглашенных делегаций аймачного партийного руководства. Еще право свободного круглосуточного входа на территорию городка имеет местный милицейский «дарга» – капитан Доржи. У Доржи темное обветренное лицо, тонкий нос с горбинкой и всегда сжатые синеватые губы. Он гордо игнорирует магазины и столовую, весь этот мещанский тлен. Приезжает по делу – к гарнизонному военному прокурору, майору Пименову. Или в комендатуру – забирать очередного пойманного патрулем земляка.

Местные, несмотря на все запреты и на строгого капитана Доржи, постоянно ищут и находят прорехи в бетонном периметре. Шустрят на помойках, собирают по офицерским квартирам пустые бутылки. Выносят поломанную мебель и брошенные ржавые железяки… Барыжат дефицитной монгольской водкой фабричного разлива. Продают самопальные меховые шапки и криво пошитые куртки из плохо выделанных, вонючих, гремящих мездрой шкур волков, корсаков и тарбаганов. И если не поймает патруль – топают, счастливые, десять километров по степи домой, до городка Сумбэр, столицы Чойренского аймака. Монгольская жизнь даже на фоне военного быта советского гарнизона – беспросветная нищета…

С высоты орлиного полета Сумбэр выглядит, как неаккуратная кучка засохших овечьих катышков. Грязные двухэтажные дома чередуются с юртами. Наши военные здесь не редкость – забредают от скуки, пока ждут поезда. Никто не обращает на них внимания, кроме любопытных местных мальчишек. Чумазые, одетые в перешитое и рваное, обутые в жуткую дрянь, они бегут на безопасном расстоянии и кричат в спину советским солдатам что-то обидное. Лучше никак не реагировать, а то могут и камнем засветить. Камнями пацаны умеют кидаться виртуозно.

Но на этот раз монгольских гаврошей не наблюдалось, и человек в советской форме проскочил в двухэтажку под номером три незамеченным. Без стука толкнул покосившуюся дверь, вошел в квартиру. Поморщился от запаха кипящего молока и прогорклого жира.

– Я пришел, кампан. – сказал негромко, вглядываясь в полумрак.

Монгол выглянул из комнаты, кивнул. Сказал по-русски чисто, практически без акцента:

– Проходи, располагайся. Я сейчас.

Гость скептически поглядел на вытертый диван: вместо одной ножки были подложены обломки кирпичей. Решил не рисковать и осторожно присел на табуретку.

Хозяин ушел в соседнюю комнату, что-то сказал – ему ответил женский голос. Минуты через три он вернулся и сел напротив, достал из кармана синих «треников» пачку тугриков. Начал пересчитывать, шевеля губами.

Гость молчал, брезгливо разглядывая грязную растянутую майку на безволосой груди монгола. Тот заканчивал подсчет:

– Ее зуун, мянга. Все, тысяча. Забирай.

Русский схватил неровную пачку, спрятал во внутренний карман. Вскочил.

– Все, спасибо, я пошел.

– Да подожди ты, куда торопишься? Давай посидим, чаю выпьем. Или водки. Разговор есть.

Гость хмыкнул. Присел обратно.

– Чаю вашего не надо – потом блевать с него. И водки не хочу. Говори давай, у меня времени нет.

– Не надоело тебе мелочью заниматься? Хлопот много, денег мало. Мыло, сапоги, тушенка – все ерунда, даже если ящиками торговать.

– А что, есть другие предложения?

– Конечно есть. Патроны нужны. Много. Цинк, лучше два.

– Ты того, кампан?! Это же хищение боеприпасов, тут лет на пять загреметь можно! – Гость опять вскочил, попятился к двери. – Все, нафиг! Ты не говорил, я не слышал.

Хозяин прикрыл и без того узкие глаза. Скучным голосом проронил, делая паузы между словами:

– Двухкассетник. Японский. Новый. За два цинка патронов.

Гость замер. Вылупился, приоткрыв рот, непроизвольно теребя пальцами пуговицу кителя. «Жадный, – подумал хозяин. – Это хорошо». И продолжил так же тихо:

– А стрелять – в волков. Развелось волков. Никакой жизни бедному монгольскому арату не стало. И гранат бы хорошо – вдруг на рыбалку пойду? Автоматы тоже интересны.

– Ты что, кампан, войну устроить собрался?

– Год-два пройдет – вы войска выведете. Тут, понимаешь, только на себя надеяться остается, а как без оружия? Ну, так что – будешь водку?

Русский проглотил слюну, дернув кадыком, кивнул:

– Буду.

Первый день в офицерской карьере Марата Тагирова напоминал магазин славного автомата ППШ – набит событиями туго, а пролетел мгновенно, одной очередью в пять секунд.

Утом Марат самостоятельно нашел офицерскую гостиницу, пристроил чемодан у вахтерши. У нее же разузнал, что на рембазу в семь утра ходит автобус для офицеров, на который он уже опоздал. Так что придется пешочком, четыре километра – не расстояние.

– Сначала мотострелковый полк пройдешь, потом штаб дивизии. Потом ракетный дивизион, автобат, и уж почти в самом конце – ваша рембаза.

Дальше – только хлебозавод. В Китай не уйдешь, не боись! Счастливо служить, лейтенант!

– Говоришь, Миронову, комсоргу батальона, заменщик? Дождался, значит, страдалец, ха-ха-ха! Тот еще клоун был! То на учениях пистолет потерял – всем составом искали. То матерные частушки про замполита базы Дундука… сочинил и по радиотрансляции на все расположение части вопил. Дундук аж позеленел, поднял наряд по штабу и побежал Миронова из радиорубки выковыривать.