Дориана - Области тревоги. Рассказы

«Милая Соня, мне кажется, ты плачешь. Чтобы не разрывать тебе сердце стыдом и жалостью, перейду к основной части своего письма. Как ты смогла заметить (думаю, эта деталь сразу бросилась в глаза) бумага завёрнута в целлофановый пакет. Не знаю, насколько на ней ещё ощущается «лишний» слой. Но, судя по тому, что ты дошла до этого места (по моим расчётам это заняло не более десяти минут – заметь, я учёл время, в которое ты, возможно, пыталась как-то приободрить себя прогулками до ванной или кухни), то не заметила ничего постороннего на бумаге, которую держишь в руках. Когда я покрывал листы одним любопытным раствором, боялся, что останутся жирные подозрительные пятна. Как однажды остались на моих штанах, после чего твой друг посоветовал мне сразу подбирать цвета.

Целлофановый пакет не был необходимостью, скорее я применил его для страховки, чтобы вещество не выветрилось и дошло до твоих пальцев таким же насыщенным.

Вроде объяснил всё..хотя, нет, извини. Я же не сказал главного: за время чтения ты надышалась аконитом. Это сильный яд, Соня, и скоро ты начнешь задыхаться. Когда тебя найдут, его следы выветрятся (думаю, это случится через пару дней), но моё признание в письме никуда не денется. Впрочем, к тому времени, да что уж там, я собираюсь сделать это, как только брошу письмо в ящик, меня уже не будет. Я позволил себе взять немного от твоего гостинца. Не волнуйся – тебе ушла большая часть.

Не буду прощаться надолго. Скоро встретимся. Там.

11.11.14»

Аконит…11.11….Аконит…11.11….АконИт – догонИт!

Она не ожидала, что закричит. Одновременно с тем, как Соня вонзила в ладонь ногти, чтобы содрать с кожи яд, горло разрезал крик. Дикий и болезненный, такой, какой смог бы прогнать из её тела всё, что она вдохнула.

– Чёртов ублюдок! – всё ещё продолжая царапать кожу, Соня забежала в ванную.

– Давай же нагревайся!

Когда пошёл пар, девушка сунула ладони под мощный поток и выдержала пару секунд прежде, чем снова закричать. Повернув ручку смесителя, Соня зачерпнула тёплой воды и попыталась промыть нос. От истерики дыхание сбилось и участилось, она бесполезно булькала носом в пригоршне и уже решила, что начинает задыхаться. Почему этот уродец не сдох тогда от испуга?! Наверное, потому что сдохнуть от испуга придется именно ей!

Дверь ванной хлопнула за спиной. Телефон мигал из тёмной кухни рекламной рассылкой. Соня споткнулась на пороге (кажется или ноги начали неметь?) и, задержавшись о стол, схватила трубку.

Противный восходящий мотив – ошибка связи. Девушка ещё раз набрала «скорую» и когда ей ответили, сказала своё имя и адрес, после того, как провизжала в трубку, что её отравили.

Бригада обещалась быть через десять минут. Соня взглянула на экранные часы – 12.49. На заставке зимний парк: запорошенная снегом скамейка и нахохлившийся снегирь на спинке. Девушка задержала взгляд на картинке и вдруг поняла, что возможно не увидит зимы. Цифровое изображение с преувеличенно ярким небом – будет её последним воспоминанием о времени, которое она так любила. Не хватило всего пары недель.

Дом замолчал или она перестала его слышать: не гремели стёкла под ливнем, не гудел, кидаясь о стены ветер. Сейчас Соня могла слушать только себя – нервное дыхание не выравнивалось, но разве можно считать это начинающимся удушьем?

«Он наврал! Наврал…» – билась одна мысль.

«АконИт – догонИт» – гремела другая.

Соня сидела на стуле, опустив руки вдоль тела, боялась держать ладони ближе. Ошпаренные кипятком, красноватые ладони, которые не смогли почувствовать, что держат яд.

12.52 – в любой момент её тело начнёт скручивать от нехватки воздуха. Она не знала этих ощущений, никогда ни от чего не задыхалась и ни разу не падала в обморок. Но почему-то казалось, что будет именно крутить, выжимать конвульсиями остатки воздуха в лёгких. Возможно, её ослабевшую подхватит кто-нибудь из «скорой», будет прижимать к лицу кислородную маску, но под закатившимися глазами, она будет так же полезна, как горчичник на покрытой трупными пятнами груди.

– Как же они меня обнаружат… – ей казалось, что она слабеет. Путь к входной двери закрыт туманом в голове. Соня медленно побрела к выходу, держась сначала за спинки стульев, потом за стены. Когда дошла до прихожей, села на тумбочку, полностью уверенная в том, что начинается конец.

…они гнали его по неосвещённым пустым улицам. Сквозь смех и топот до них доносилось его сбивчивое тяжёлое дыхание. Он задыхался, но не сбавлял скорости. Иногда Соня думала, что будет, когда они его догонят. Побьют? Она бы не смогла участвовать в этом. Наверное, у Серого Вожака тоже не было ничего подобного в голове. Всем доставляло удовольствие ощущение погони, всполохи его надломленного дыхания, разрезающего вечерние сумерки, в которых надёжно прятались далёкие дома.

Теперь он хочет, чтобы задыхался кто-то другой. Кто-то из тех, из-за кого разрывались в детстве его легкие.

АконИт – догонИт… Они его так и не догнали, а он решил догнать.

Окно в прихожей, как раз на той стороне дома, которую ветер не замечал, сильно запотело и размыло деревья и тротуар. Соня прислонилась к шершавой стене, ощущая всю тяжесть отравленного тела.

– Лучше бы ты сразу рассказал всё матери, – девушка решила сказать это вслух, чтобы ещё раз услышать свой голос. Но он поцарапался где-то в горле и прозвучал слабо и хрипло. В лёгких следом что-то ухнуло и раскрылось тяжёлым колючим шаром

В плотном тумане, который пульсировал вокруг Софьи дикой болью, завыла «скорая». А потом всё растворилось в спирали, по которой тело скручивала нехватка воздуха. Холодного и сырого, который бывает только в ноябре.

По каменистому берегу полз паук. Большой, светло-коричневый, похожий на клубок переплетённой сухой травы. Он успел проскочить под шагами Риты незамеченной бледной тенью и скрылся в расщелине между камней. Подошва сланцев неловко скользила по ним, солнце пялилось в спину девушки, а наушники противно потрескивали, корёжа нежную грусть Джоан Баез. Единственный выходной за неделю выдался таким же неровным и неудобным, как эта дорога к купальной зоне.

Ещё несколько метров и камни станут меньше, с моря повеет прохладой и, возможно, успокоится охрипшая певица. Рита выходит на пляж, видит людей (человек десять, не больше) и с облегчением понимает, что будет не одна. После того как неделю назад здесь утонул пьяный весёлый старик (рассказывали, что бедолага орал песни, пока вода не заткнула его глотку), казалось, что желающих искупаться убавится. Тревожно заходить в воду, которая забирает себе такие вот трофеи с суши, но над этой самой сушей палит солнце и раз старик не разбухает на дне, можно о нём не думать.