Виктория Чуйкова - Чашка чая. Сборник рассказов и миниатюр

Машина сигналила и мешала ему думать. Он злился. Вспомнив, что его девушка, (так она себя называла), должна приехать, поплелся на зов. Его девушка! Молодая, глуповатая, с выточенной фигуркой. А попросту – прилипала. Он уже раскаивался, что не порвал с ней до отъезда. Жалел, что не указал ей на дверь, как только она заговорила о совместной жизни; надеялся, что обойдется. Сокрушался, что привез ее сюда, в самом разгаре романчика. Он вообще уже ругал тот день, когда встретил ее.

– Дорогооой! – она стояла у распахнутой двери автомобиля и улыбалась, демонстрируя свои зубы, выровненные скобками, которые она, видимо, носила все свое детство, отчего речь ее была слегка шепелявой, а в уголках губ собиралась слюна. Почему-то именно сейчас он это заметил, понял и скривился, четко представив железки в ее большом рту. Красные губы закрывали все тонкости ее лица, вылезая вперед. Он даже приостановился, вспоминая цвет ее глаз, но, увы, не вспомнил. А она продолжала: – Ну, у тебя и видок!

– Обыкновенный!

– Ой, мы не в настроении.

– Я работаю!

– А одежда! – не слушая его, тараторила девушка. – Босой, мятый, в грязной рубашке…. Ты что, спал на улице?!

– Да! Тут лучше дышится.

– Не вздумай целовать меня, у тебя щетина!

– И не думал. Лялька! Я же тебе четко сказал – уехал работать! Я просил меня не трогать. У меня сроки!

– Пупсик! Не сердись…

– Я не пупсик! Что за глупая привычка делать из меня игрушку.

– Прости, не буду. Голодный! Я так и знала. Вот от этого и сердишься. Трое суток торчишь тут, не звонишь. Холодильник, поди, пустой! Бери, горе мое, сумки в багажнике и твоя девочка, будет кормить тебя. И не только кашкой!

– Моя девочка, возьмет свою фигурку и поедет обратно! – ее красные, как сигнал светофора губы, еще больше выпятились вперед, надулись. Она попыталась изобразить обиду, а он захлопнул багажник, даже не притронувшись к сумкам. – Ляль, не бузи, возвращайся, не до твоих каприз.

– Но я же хотела, как лучше… Я же забочусь о тебе!

– Ляля! Я взрослый мужчина. Даже очень взрослый. Не хочешь найти помоложе и вить из него веревки? Я…

– Я поняла! У тебя есть другая! – перебив его, понеслась в дом.

Он дернулся, хотел ее остановить и уже более серьезно указать дорогу домой. Однако, поплелся за ней, поглядывая по сторонам, ища ту, другую, что была с ним эту ночь.

Девушка бегала по дому, заглядывая во все уголки. Не найдя никого, улыбаясь, шла к нему.

– Спрятал, или? Да я шучу, милый, шучу! Это все любовь!

– Ляля! Нет любви и быть не может. Я не тот, кто тебе нужен.

– Нет нужен! – капризно произнесла она и попробовала его обнять. Тут же носик ее сморщился. – От тебя пахнет тиной.

– Я купался в озере.

– Прямо в одежде? – дотронулась до воротника и вытащила веточку водорослей. Бросила на пол, расправила ему рубашку.

– В одежде… – повторил он и мысленно унесся в ночь. Он вспомнил, как они упали в воду, как целовались, погружаясь, как…. Но он никак не мог припомнить, как пришел домой, и пришла ли ОНА с ним. Она! Он не успел спросить даже имени.

– Идем, идем же! Разгрузим машину, примем душ. А утром я уеду. Ты же, сытый и довольный, засядешь за мемуары.

– Я пишу романы!

– Да какая разница. – махнула она рукой.

– Большая! – ее слова, такие пустые и ничего не значащие, ударили по самолюбию и он, взяв ее за руку, почти тащил к машине.

– Ну вот, а то все «нет», да «нет»! – Но его руки уже усаживали ее на сидение. – Ты что делаешь?!

– Поезжай!

– Я обижусь.

Тут он заметил, как вдали мелькнул голубой сарафан. Испугался, что пропустит, что потеряет из-за этой пустышки ту, единственную. Что девушка не правильно поймет его действия и никогда больше не появится…. От этого движения стали грубее, а голос резче:

– Да, пожалуйста! Надоела ты мне, хуже горькой редьки. Достала! Если тебе так будет понятно – заколебала! Я не звал тебя, не звал! – Глаза девушки расширились на столько, что чуть не выпали из орбит. – Зеленые! – заметил он их цвет. – У тебя зеленые глаза, в крапинку! – Сказал с таким пренебрежением, словно перед ним была жаба.

Лялька вспылила, не сдерживая себя ни в словах, ни в жестикуляции, принимая врожденное хамство за эксцентричность и применяя его, где надо и не надо:

– Да пошел ты!… Старый козел… Импотент! – снесла калитку, понеслась, поднимая клубы пыли. Выехала на трассу, остановилась, высунула руку с неприличным жестом, крича: – Мудак!…

Он с облегчением выпустил воздух из легких и, улыбаясь, легкой походкой пошел в дом.

Первое, что сделал – это совсем отключил мобильный, мало того, он убрал его в стол, да еще экраном вниз. Исчез, таким образом, для всего, что его раздражало. Спрятался, от всех кто мешал. Прошел к серванту, налил в стакан выпить, взял пачку сигарет и вышел на крыльцо. О Ляльке не думал, даже волнения не было – как доедет, как перенесет разрыв. Он думал о той, другой, что с появления захватила его в свои чары. Прикрыл глаза и, продолжая курить, рисовал ее образ. Получалось нечто божественное, светлое. Правда, без тонкостей. Он вздохнул, тут же остаток сигареты обжег его пальцы. Выбросил окурок и словно проснулся. Допил коньяк, поискал ее глазами. Никого и ничего нового.

– О, мать моя! – резко вскочил и спешно скрылся в доме. Принял душ, выбрился, уложил волосы, облачился в чистые одежды, нарочно игнорируя белье; прошелся по дому, заглядывая во все окна. Голод и выпивка отвлекали от мысленного вожделения с незнакомкой. Перекусил, что первое попалось на глаза верхней полки холодильника, и занял свое место у двери.

Время неумолимо летело вперед, а он так и сидел в ожидании:

– Да нет! Такого не может быть… – отмахнулся от внутреннего голоса. – Не сумасшедшая же она, с первым встречным…. Такая утонченная, страстная. А я, по ходу, того…

****

Закат окрашивал округу в мандариновые оттенки. Роман ушел на второй план. Теперь его целью была девушка, вкус которой возбуждал его вожделение. Зашел в дом всего на пару минут. Прежде чем отправиться на ее поиски, взял бутылку и по глотку, пил прямо из нее, не утруждая себя порциями. Отбросив свою солидность и заложенное в нем благородство многих поколений.

В горячих цветах вечера, там, у самой воды, между деревьями, привиделось нечто прохладное, небесно голубое. Спрятал бутылку и поспешно пошел навстречу. Она! Она стояла у воды и улыбалась. Ее губы – пепел розы, слегка открывали зубы. Губки были такие изящные, маленькие, пухленькие. Без кричащей вульгарностью помады. Округлый подбородок слегка вздернут, от чего шея, тонкая, с матово розовой кожей, казалась еще длиннее. Овал плеч мягкий. Две узкие лямочки сарафана акцентировали тонкость рук. Узкая талия, плавный изгиб бедер…. Он оборвал свое изучение ее фигурки и вернулся к лицу. Тут же глаза девушки приворожили, завладев его вниманием. Глаза – гречишного меда, с горчинкой. Зрачок утопал в них, как жучок в янтаре. Он глотнул слюну и сунул руку в карман, радуясь, что рубашка на выпуск, иначе она бы сразу заметила его состояние.