Николай Ольков - И. Ермаков: путь к храму. Собрание сочинений. Том 2

– Ваньша! А я думал, ты на театр уехал, – пошутил земляк.

– На театр и еду, видишь, досталась мне по жизни роль Ваньки взводного. Говори, как деревня.

Мужичек сник:

– Худо, Ваня, на деревне. Жить нечем, все отдаем фронту, если не отдал – отберут, да еще и оштрафуют. Пожрать – одна картошка, если коровки нет – гибель, особливо среди детишек. Мрут малые-то.

– Мать моя как?

– Да как и все, робит с утра до вечера. Ладно, она женщина бойкая на язык, дак не дает бабам с ума сойти. Нина Михайловна молодец.

Кто-то крикнул:

– По вагонам!

Иван обнял Захара Прокопьевича, как родного:

– Поклон всем передавай. Да, а ты по какому случаю тут?

– Не сказал бы… Мяса чуток сам у себя украл, вот, по кусочку продаю. Налог-то в деньгах надо, а не в слезах. Воюй и живым вертайся, нам в деревне живые мужики нужны, уж больно похоронки густо идут.

Последние слова Иван едва слышал за свистом паровоза и звоном вагонных сцепок. Он опять запрыгнул на верхнюю полку. После прогулки ребята оживились, пошли анекдоты, озорные рассказы. Иван записал в тетрадке «Солдатские нескучалки». Само слово придумалось, а потом будет книжка с таким названием, но до этого надо еще дожить…

А внизу уже все решено: едем под Москву фашиста от столицы дальше гнать. А судя по станциям, повело состав северней, а потом Вологда, Череповецк и Тихвин. Затишье на участке, куда пешком и попутным транспортом добрался лейтенант Ермаков, как будто и нет войны. В батальоне дали сопровождающего штабного, и пошел командир принимать свой взвод. Сопровождающий капитан предупредил:

– Командира взвода на днях убило, взвод многонациональный, это тоже учти. Все солдаты обстреляны, так что ты самый молодой будешь.

Иван промолчал. Видя начальство, старшина крикнул:

– Взвод, стройся!

Доложил, поздоровались, штабной представил командира. Лейтенант Ермаков сказал, что он сибиряк, только что с курсов, войны не видел, добавил сурово, что будем учиться по обстановке. Взвод в составе роты выдвинулся к переднему краю, старые вояки понимали, что скоро будет атака.

– Товарищ командир, а впереди что?

Ермаков глянул на карту еще раз, как будто там что-то могло измениться.

– Населенный пункт.

– Брать будем?

– Пока команды не было.

– Артподготовка будет, хоть для смелости?

– Не могу знать.

С тыла несколько орудий сделали по три выстрела. Ротный встал в полный рост:

– Вперед, бойцы! За Родину.

Солдаты нехотя поднялись в атаку. От деревни ударили минометы, но мины легли чуть впереди, первая цепь замерла, и Ермаков крикнул:

– Только вперед, не дайте им пристреляться!

Солдаты, пригнувшись, бежали, не стреляя, потому что ни один фашист не показался. Минометы ударили еще раз, с перелетом. «Правильно сделал, лейтенант», – похвалил сам себя Ермаков. Первая цепь открыла стрельбу, и только потом выяснилось, что три миномета оставили для прикрытия, основные силы отступили раньше. Вот и палили мужики вдогонку резво убегающим минометчикам.

Ермаков с удивлением наблюдал, что воинскую работу мужики исполняют как любую другую, например, отправил бы бригадир колхозника Шемякина за сеном на луг на паре лошадей, он точно так же сначала сел бы на табуретку, снял пимы и навернул по-свежему портянки, потуже затянул ремень на бушлате, развязал вязки на ушанке и распустил шапку, прикрыв уши, потом похлопал бы рукавицами и пошел: там – лошадей запрягать, тут в боевое охранение, потому что оставлять роту без присмотра никак нельзя. Говорят, на соседнем участке лазутчики фашистские, тоже не дураки, со стороны болота пробрались и ночью вырезали полвзвода, пока шум не поднялся. А потом еще скольких положили, кто спросонья, и исчезли. Поговаривают, что ротный и трибунала дожидаться не стал, застрелился.

Как понял Ермаков со слов начальника штаба батальона на очередном инструктаже, задача наша простая: наступать будем по возможности, пока не проломят блокаду Ленинграда, но и пропускать противника далее в глубь исконно русских северных земель нельзя. «Как псы сторожевые на привязи», – проворчал один из командиров, но слов его, к счастью, не услышал никто из комсостава повыше, а то бы крепко нагорело лейтенанту.

Подошел к нему казах Тасмухаметов:

– Товарищ командир, сидим в болоте, на кочках спим, как курицы на седале, а вот тот сосняк видите?

– Вижу. Говори.

– Сосна растет на песке. Наш аул в лесу стоял, мы колхозный скот пасли, а рядом сосновый бор, люди туда за грибами приходили.

– Ты суть говори, Тасмухаметов.

– Вот я и говорю, казахи грибы не едят, им мясо надо. Так те сосны в песке, целый метр надо копать. Мы хотели там мусульманское кладбище сделать – сельсовет не разрешил.

– Понял тебя, Тасмухаметов. Спасибо.

А сам пошел к ротному:

– Товарищ капитан, разрешите мне со взводом передислоцироваться вон в тот сосняк, там место повыше, можно хоть чуток в землю зарыться. Испростыли мужики.

– А не боишься, что сосны – хороший ориентир при артобстреле.

– Да все мы тут неплохой ориентир, – огрызнулся Ермаков, но согласие получил. Вечером по темноте перетащились, правда, место высокое, песок, стали копать землянки. Спилили несколько деревьев, обустроились кое-как.

Утром начался артиллерийский обстрел позиций батальона, которые противник неплохо знал.

– Это дальняя артиллерия бьет, калибр крупный. Они думают, что у нас тут бронетехника, – хихикнул старшина Алешин.

Следом налетела пятерка самолетов, сбросили бомбы, обстреляли окопы из пулеметов. Несколько наших зениток отпугнули их. И тут началась атака пехоты. Такой массы фашистов Ермаков еще не видел. Его взвод оказался левее направления атаки, потому он дал команду себя не обнаруживать и подождать, когда волна атакующих выйдет во фланг. Он видел сосредоточенные лица бойцов, видел и тех, кто до смерти боялся атаки: бледные, взмокшие лица. Прополз вдоль окопов, толкнул в бок одного, другого:

– Успокойся, пойдем в атаку – не паникуй, не вздумай прятаться. Ты закон знаешь. Смелее, все равно мы победим, об этом думай.

Настала минута, Ермаков встал во весь рост, крикнул:

– В атаку!

Он бежал, ничего не видя перед собой, только фигурки немецких солдат, которые вдруг остановились и залегли, пытаясь встретить огнем взвод Ермакова. В это время два взвода передовой обороны тоже перешли в контратаку, и атакующее подразделение немцев попало в клещи. Ермаков сделал несколько прицельных выстрелов из пистолета, а впереди уже началась рукопашная. Он залег и расстрелял несколько обойм, так и не видя, убил кого или все впустую. Небольшая группа противника вырвалась и побежала назад.

– Гнать и уничтожать! – скомандовал ротный, раненый в левую руку, кровь стекала с пальцев. Ермаков бросился вместе с солдатами, но старшина Алешин крикнул: