Мария Метлицкая - Свои и чужие (сборник)

– Ну-у-у! – протянула Элла, не понимая, что нужно ответить. Осудить? Восхититься?

– Да, – Эмма снова подалась вперед, – забыла. Белье! Совсем не то, что мы видели. Ну, у отцов, например. Сатиновые, до коленей, кошмары. А здесь… Эластичные трусики белого цвета, и так облегают!.. Ну, ты поняла…

Элла, конечно, не поняла, но кивнула. На всякий случай.

А сестра продолжала:

– Элка! Это вообще наваждение. Морок какой-то. Словно заколдовали. И меня, и его! Мы – как в горячке. Ничего не понимаем, никого не видим вокруг. Ничего не слышим. Ходим с воспаленными глазами, туманом в голове и шумом в ушах. У него – то же самое. Я спрашивала его. В голове только одно – чтобы стремительно, мгновенно оказаться на необитаемом острове и… рухнуть в объятья. Замереть на минуту и – снова туда! Ну, ты поняла… – со вздохом повторила она и надолго притихла.

Элла опять не поняла ничего, но снова кивнула – на всякий пожарный. Эти разговоры, откровения так будоражили ее душу и сердце, что после этих снова ставших такими частыми встреч она долго не могла уснуть и шла на работу с головной болью и сердечной тоской.

– Или вот! – оживлялась Эмма, припомнив что-то. – Вот, послушай. Мы ищем квартиры, любые углы, которые могут нас приютить и где мы… Ну, сама понимаешь. И нам всегда мало времени. Всегда! Хотя… Его и вправду катастрофически мало. Что там – час или два? Или даже четыре? Мне кажется, если бы нам отпустили год или два – мы не смогли бы наесться всем этим ! Он говорит, что я – дикая кошка и что у него ничего подобного не было. Опять пошлость, да? Вот именно – пошлость! Но я все принимаю. Все от него принимаю и со всем соглашаюсь. И у меня тоже ничего подобного не было. Хотя это понятно. Все эти мальчики с их пространными разговорами о смысле жизни, они всегда робеют, эти мальчишки. Всегда. И поэтому нагоняют пафоса и делают умный вид. А у самих – потные руки! Трусливые зайцы. Во всем! А он – взрослый, поживший мужик. Ему сорок два. И бабы, как ты понимаешь, были всегда.

– Он… всегда изменял? – осторожно спросила Элла. – В смысле – жене? Что, всегда?

Эмма уставилась на нее с удивлением.

– Да какая, собственно, разница? Ты вообще о чем? Это что, нас должно волновать? Да и потом – почему такой, как он, должен достаться одной?

– Ну, а потом? – робко осмелилась поинтересоваться Элла. – Что будет дальше?

– В смысле? – нахмурилась Эмма.

– Ну… – совсем растерялась сестра, – он… разведется?

Эмма равнодушно пожала плечами и повторила:

– Разведется? Да вряд ли, наверное… Там – дочь и жена. Его, я полагаю, все это устраивает. Привычка и прочее. Дом, общий круг. Родители. Общая жизнь. А я… я – это… Ну, как объяснить? Я – тоже жизнь, но другая. Тайная, яркая, полная страсти и чувств. Наверное, так.

Элла кивнула.

– Но… Нет, я все понимаю. И все же… Что дальше? Тебе… надо замуж, – наконец выпалила она, – семью…

– Скажи еще – детей! – недобро усмехнулась та. – Семью? А зачем? Зачем все эти… – она помолчала, перебирая пальцами, – ну, эти штуки… семейные? Быт, носки и рубашки. Бигуди и крем на лице. Ночная сорочка и тапки. Завтрак и ужин. Котлеты и суп. В гости к родителям, грядки на даче. Все это – зачем? Нет, ты объясни. Приведи хоть какие-то доводы «за» против того, что я сказала!

Элла вздохнула, пожав плечами.

– Так… все живут. Бабушка с дедом, наши родители, их друзья и соседи. Разве не так? Так вроде бы надо.

– Так… Разумеется, так! Только я, – тут Эмма засмеялась, – я – это не все! Поняла? И все это «надо» лично мне не надо категорически! Да и потом – посмотри на наших. Давно грызутся, как мыши, раздражаются. Всегда недовольны друг другом. Пусть по пустякам, мелочам. Но… А ведь какая любовь была! Разве не так? Все просто устали – друг от друга устали. Быт заедает, проблемы. Болячки. Нехватка денег, рушатся планы, умирают желания.

– Ну, а одной? – осмелилась уточнить Элла. – Одной разве лучше? Решать проблемы, болеть? Встречать старость?

Эмма рассмеялась и махнула рукой:

– Где еще та старость? Вот именно – далеко-далеко. Вместе с болезнями. Пока до нее доползем… Вся жизнь впереди – такая огромная. Долгая жизнь! Элка! Живем мы сейчас, а не завтра. Сейчас и сегодня! Любим, страдаем, мечтаем…

Элла кивнула и слабо улыбнулась.

– Ты, наверное, права. Только…

Сестра перебила:

– Знаешь, обойдемся без «только». Сегодня мы просто – живем !

«Счастливая Эмка, – думала Элла, – «просто живем»! Как четко и ясно. Действительно просто. А я… я так не умею. Просто жить и получать удовольствие. Вообще не умею получать удовольствие. И где они, эти удовольствия, я просто не знаю. И будут ли?»

За сестру она переживала – добром все это не кончится. Такие связи в конце концов… приносят одни страдания. Этот Самоваров семью не бросит, а вот Эмку – наверняка. Перегорит. Сухие дрова страстей горят ярче, сильнее, но и сгорают быстрее. И что будет с Эмкой?

Все знания были из книг – а уж там все про страсти написано! Больше, чем про все остальное. Про страсти и про страдания после этих самых страстей.

Но что поделать? Эмка всегда была своевольной. Всегда самой смелой и умной. И нет для нее авторитетов – нет и не было. Сами с усами. Кого и когда она слушала, наша бесшабашная Эмка?

А на душе было муторно. От беспокойства за Эмму и еще – за свою тоскливую жизнь.

Через два года Элла поступила в Институт культуры, на библиотечный, разумеется, факультет. А все мечты про журналистику, литературную деятельность канули в Лету. Рисковать больше не захотела, сколько можно ходить в абитуриентках? Пусть хоть так, чем никак.

В институте тоже была тоска – одни девицы, озабоченные только устройством своей личной жизни. Готовы были пойти за любого, но особенно ценились военные – зарплаты приличные, а в гарнизоне для библиотекаря всегда найдется работа. Для жены.

Эммин роман продолжался. Самоваров даже умудрился съездить с ней в Ригу на конференцию – на три дня. И Эмма говорила, что они «разрушили Ригу». Потом подвернулся Краснодар, а оттуда махнули в Сочи – на три ночи, как в песне поется.

– И Сочи разрушили? – осторожно спросила Элла.

Эмма удивилась подобной остроте и подмигнула.

– А ты как думала? Сочи в руинах!

Было странно – Эмма, худющая, яркая, с горящими глазами и стремительная, стала почти красавицей – не зря говорят, мол, влюбленная женщина…

Она была похожа на кошку – гибкую, гладкую кошку, которую правильно кормили – только отборным мясом и рыбой. С блестящей, лоснящейся шерстью, с острыми, молодыми и опасными зубками.

Элла видела, как на сестру обращают внимание – в метро, в кафе и на улице.

Она гордилась сестрой – как всегда, немного завидовала ей, тоже, впрочем, как всегда. Восхищалась ею и по-прежнему бесконечно любила. Так, что отдать жизнь – пустяк!