Алекс Дубас - Моменты счастья

Московская область, август 2009 года, шесть утра. Я просыпаюсь и вижу на столе футляр из ювелирного и записочку со словами: «Может ты все-таки выйдешь за меня?» Я смотрю в футляр, улыбаюсь и понимаю, что я это кольцо, наверное, никогда не надену, потому что терпеть не могу кольца, а люблю серьги. Я пишу на бумажке: «Конечно выйду!» – и иду в душ. Через пару часов на работе я в поисках кошелька нащупываю в сумке еще один футляр, открываю его и вижу безумно красивые серьги, которые тут же надеваю. В этот момент я безумно счастлива, так как люблю человека, который любит меня и так понимает. Я счастлива!

В январе 2012 года я верну ему и серьги, и кольцо, и любовь уже покинет нас, но этот момент счастья навсегда останется в моем сердце.

11 февраля 1980 года был премьерный показ моей картины «Москва слезам не верит». Мы вышли из кинотеатра «Россия» на Пушкинской площади. И пошли праздновать: Баталов был, Алентова, Муравьева, Рая Рязанова… много народу, все члены нашей съемочной группы. Вообще-то, это означает прощание с картиной: сняли и теперь надо думать о новой картине. Но не этот день был моментом счастья, о котором я хочу рассказать. Он случился двумя днями позже, 13 февраля.

Жил я тогда далеко, в Олимпийской деревне. И приезжаю по делам в центр. Поднимаюсь на улицу из станции метро «Тверская» и не могу понять, что происходит: запружена народом вся Пушкинская площадь. Буквально вся – плотно стоят люди, и вокруг много народа. Я не сразу понимаю, что происходит. Может быть, разгоняют митинг диссидентов? Может быть, выбросили дефицит в каком-то магазине? Пока я не осознаю, что это очередь на мой фильм! На мое кино, которое я делал в муках и с большим внутренним самоедством! И вот вдруг на него стоит зимой огромная, на пять часов, очередь!

Лето. Анапа. Мне года четыре. С дедом за руку спускаемся с пригорка к пляжу. Путь лежит через поле перцев. Так вот как они растут?!

Мне семь. Отца уже нет. То есть он вот. Но почему-то в гробу. Дед берет меня на руки. Я тяжелая, а ему нельзя. Но я у него на руках. Держит меня крепко, поглаживая по голове…

А вот мне шесть. Много людей в гостиной. Теснота. Но все веселятся. Тостуют, чокаются. Мы с сестрой под столом. Это обычное дело, иначе не пройти. Я нахожу дедушкины ноги и вылезаю к нему на колени. Сестра не успела, куда ей. Она старше на три года. Не пролезть. Я с видом победительницы сижу у деда. А он веселый, добрый, большой, прихватывает меня за волосы губами. Он всегда так делает…

Их никого уже нет, а иногда так хочется забраться на колени, спрятаться от всех невзгод. Но…

Мы становимся взрослыми, когда перестаем быть внуками. Жаль.

2011 год, октябрь. Маленький латышский город Тукумс, куда мы вдвоем приехали в гости. Он вернулся из долгого рейса, рассказывает мне про экипаж, порванные тралы, упавший в океан метеорит. Впереди полгода его отпуска, мы еще не знаем, куда поедем, даже что будем делать завтра. Держась за руки, идем по темным улочкам, редко встречаем прохожих, вдыхаем печной запах. Дойдя до центральной площади, слышим народную музыку. На втором этаже открыто окно. Сегодня дают концерт. У нас нет вина, заката и моря, чтобы насладиться моментом. У нас есть такой тихий город, скамейка у дома культуры, звуки аккордеона без возможности видеть играющего на нем исполнителя. Прижимаемся друг к другу крепко-крепко и слушаем простые мелодии, небольшой народный хор. Только аплодируем после каждого выступления с невидимыми слушателями заодно. И накатывает Счастье. Сейчастье.

3 августа 2004 года. Позади девять месяцев войны с болезнью, живу от химии до химии, давно признал и смирился с возможностью конца. На данный момент я в стерильном боксе уже почти две недели, вчера закончилась очередная, самая высокодозная химия, сегодня пересадили стволовые клетки. Врач и говорит, что надо бы попробовать сделать томографию, интересуется, есть ли силы, готов ли я выйти из палаты или лучше на каталке. Конечно готов! Отключаются аппараты, иду по коридору в двух масках, держась за стойку с двумя оставшимися капельницами. Сам! От коридора, лиц, движения – эйфория, почти плыву от остроты ощущений.

Через два часа снова приходит врач, ее улыбка почти торчит из-под маски. «Поздравляю, вы – наша победа. Легкие чисты, опухоли исчезли».

Улыбаюсь, пытаюсь думать, но бесполезно. Счастье. Жизнь.

Июль 2007 года. Я безумно влюблен, и это взаимно. Но с организмом что-то не то, есть серьезное подозрение, что болезнь вернулась. Прячу страхи от родных, от любимой, даже от врачей, еду на плановое обследование, два дня жду результатов. Мы с любимой на Маяковской, в салоне очков, извиняюсь, что надо позвонить по работе, выхожу на улицу. Почти ничего не соображая, иду куда-то во дворы, набираю номер. Внутренне уже готов, что сейчас услышу о необходимости госпитализации, пытаюсь понять, как уберечь любимую, как ей сказать, не напугав… Спокойный голос врача: «Сереж, все нормально, у вас без динамики, следующий контроль в ноябре…» Стою опустошенный, ошалевший… А потом как волна… «Без динамики!»

Счастье острое почти до боли, я бегаю по улице, смеюсь, хочется напрыгивать на прохожих с криками: «Чисто! Буду жить! И любить!» – почти теряюсь во дворах, потом скачу назад в оптику, где любимая все понимает по моему лицу, и мы смеемся и носимся уже вместе.

1986 год. Мне четыре года. Поздний вечер. Я должна спать. Но я лежу одна в темной детской комнате. И не могу уснуть, потому что страшно. Страшно, что родители пойдут спать и выключат свет на кухне. И вот я с ужасом жду, когда моя мама в длинной ночной рубашке пройдет мимо моей комнаты, чтобы выключить свет, и я слышу ее шаги, и я хочу шепотом крикнуть: «Мама, возьми меня в вашу комнату!» – и не могу, я заикаюсь и не могу начать фразу, и вот она уже удаляется, а страх и заикание сковали мне горло! И тут я кричу: «Мама!» В комнату заходит папа, берет меня на руки и относит в их комнату. Я засыпаю. И уже сквозь глубокий сон я чувствую, как папа относит меня обратно. Но мне не страшно. Я счастлива! Что заснула рядом с родителями. Светлая память моему отцу, которого потеряла в этом году.

Мама, ты помнишь, как мы слушали море? Ты помнишь, как голуби гнездились на нашем балконе? А помнишь, как ты сшила костюм Бабы Яги на Новый год, который мы отмечали в гремучем лесу? А я была Морской царевной, и Дима был Серым волком, а папа? Кем был папа? Пиратом? А помнишь, мы играли в домино и ты всегда проигрывала? И мы так громко смеялись! А помнишь, как мы рисовали твой портрет на обоях, но тебе это совсем не понравилось… Помню твой любимый рассказ, как ты бежала в слезах за то, что назвали тебя конопатой, а потом ты глубоко вздыхала и так уныло пела песню: «Девочка плачет, шарик улетел…» Мы сразу ныли: «Ну, ма-а-ама…» – и тогда ты продолжала рассказывать что-то интересное… А когда приближалось лето, мы ездили к океану искать вот такие ракушки… Как же я хочу взять твою теплую руку и сказать тебе: «Мамочка, ты никогда не грусти!» Есть много прекрасного, что живет в твоем сердце так же вечно, как и в моем, – это наше чудесное детство, то время, когда мы были рядом, то время, когда я могла тебя обнять! Соскучилась!