Катя Райт - То, что я прячу

– Нет, пап! Это глупости! Как ты мог такое подумать!

– Не важно, что я думаю, Джефф! Важно, что теперь думают о тебе в школе. Они говорят, что ты какой-то сраный гей или типа того. Ты думаешь, мне приятно такое слушать?! Сколько же мне учить тебя! Сколько объяснять!

– Это не правда, пап…

– Не перебивай! Молчи, когда я говорю с тобой! – он закуривает. – Я всю жизнь пытаюсь сделать из тебя мужика. Я стараюсь изо всех сил, но ты ничего не понимаешь! Мало того, что ты выставил себя в таком ужасном свете, так ты еще попытался от меня это скрыть! Зачем, Джефф? Ну зачем?! Если тебе нечего скрывать, если ты честен, то зачем ты пошел к Поле?! Ты что, боишься меня?

– Нет, – не поднимая глаз, отвечаю я.

– Так почему? Ты думаешь, я тебя не пойму? Я когда-нибудь желал тебе зла?

– Нет.

– Что это еще за выходки с сигаретой?! Чего ты хотел этим добиться?!

– Ничего, пап. Правда. Клянусь. Я просто проучить хотел этого урода Бэнкса. Он оскорбил меня, и я не сдержался.

– Ты мог бы ударить его, но ты выкинул этот финт с сигаретой! К чему это было?!

– Ни к чему. Пап, я, правда, ничего не хотел. Я не думал, что кто-то, вообще, узнает…

– Не ври мне.

– Я не вру.

– Не ври мне!

– Я не вру. Клянусь.

Он протягивает ладонь. Это стандартная процедура. Он ждет, чтобы я вытянул свою руку.

– Пап, прости меня. Этого больше не повторится.

Он настойчиво трясет рукой, и я протягиваю свою ладонью вверх. Отец берет меня за запястье.

– Ты знаешь, как сильно я люблю тебя, Джефф? – говорит он.

– Знаю.

– Ты знаешь, как больно мне наказывать тебя?

– Угу.

– Ты говорил с психологом?

– Угу.

– Говорил? Отвечай нормально, когда я спрашиваю! Не мнись как баба!

– Да.

– И что она тебя спрашивала?

– Спрашивала, зачем я это сделал.

– И все?

– Спрашивала, откуда ожоги.

– И что ты сказал?

– Сказал, что я сам.

– И она поверила?

– Да. Пап, пожалуйста, не надо! Пап, я все понял. Я не буду больше. Я…

– Тебя считают педиком!

– Это не так.

– Они так тебя назвали! Ты понимаешь, как это унизительно для меня! А для тебя?

– Для меня тоже. Но это не так. Я ничего такого не делал. Даже не имел в виду. Это же…

Он стряхивает пепел с сигареты и крепче сжимает мое запястье.

– Пап, я все понял. Больше такого никогда не будет. Я буду умнее. Прости меня. Я не хотел тебя расстраивать, – я говорю очень быстро, стараясь не думать о тлеющей в его руке сигарете.

– Почему ты никогда не понимаешь ничего с первого раза, сын!

– Я понял, пап.

– Почему ты всегда споришь со мной! Почему заставляешь краснеть и выслушивать все это дерьмо!

– Прости.

– Мне очень жаль, но ты сам виноват, Джефф, – и он тушит сигарету о мою руку.

Я зажмуриваю глаза и сжимаю зубы от боли. Но я не кричу. Я не издаю ни звука. Нельзя. Это еще больше расстроит его. К тому же, за столько лет я неплохо научился терпеть боль. Я, кажется, даже привык к ней. Подумаешь, еще одна сигарета. Если бы я был умнее, их было бы меньше, но я ничего не понимаю с первого раза. Я ничего не понимаю по-хорошему.

Как только горящий окурок касается кожи, боль сразу очень сильная. Потом папа прижимает сигарету, чтобы она скорее потухла. Потом боль проходит. Потом уже можно разжать зубы и глубоко дышать. Отец стряхивает остатки пепла с моей руки, и я снова морщусь от боли. Я не смотрю на ожог – так проще. Когда не видишь, что именно происходит, всегда немного проще. Но отец этого не любит. Он снова закуривает и берет меня за вторую руку.

– Пап, – тихо прошу я. – Не надо! Я все понял.

– Я люблю тебя, сынок, – он затягивается. – Я не хочу, чтобы ты вырос грязным извращенцем, – еще затяжка. – Я стараюсь, как могу, но ты все время меня расстраиваешь. Почему же ты не понимаешь!

– Я понимаю, пап. Я…

– Не отворачивайся! Я не хочу делать тебе больно, но иначе ты не поймешь. Не отворачивайся! Смотри сюда!

Я смотрю на свою руку. Отец подносит сигарету и оставляет у меня на коже еще один ожог. Я вижу, как идет дым. Я зажмуриваюсь и снова сжимаю зубы – только бы не застонать. Я сдерживаюсь. Секунда, другая, и боль притупляется. Еще пара секунд, и я могу выдохнуть. Я могу глубоко дышать.

– Теперь иди к себе, – говорит папа. – Подумай над своим поведением.

Я киваю, вхожу в дом и быстро поднимаюсь к себе. Отец входит следом за мной. Я слышу, как он говорит Поле, что я не буду ужинать. Она ничего не отвечает, наверное, только кивает головой.

На лестнице я сталкиваюсь с Лизой.

– Джеффри, ты разве не будешь с нами ужинать? – удивляется она.

– Нет.

– Что с тобой?

– Отвали!

Я лежу в кровати, уткнувшись в подушку. Уже поздно. Думаю, все спят. Вдруг кто-то стучит в дверь моей комнаты. Я не отвечаю. Кто бы там ни был, пусть думает, что я сплю. Стук повторяется более настойчиво. Я молчу и сильнее утыкаюсь в подушку.

– Можно войти? – это Лиза.

Я молчу. Вечно она припрется не во время! Пусть валит!

– Я же знаю, что ты не спишь, – не унимается она и осторожно приоткрывает дверь. – Джеффри?

– Иди к черту!

– Я же говорила, что не спишь.

– Оставь меня в покое! – я укрываюсь с головой.

– Тебе плохо? – она садится на край кровати.

– Нет! Мне хорошо, – говорю я, не вылезая из-под одеяла.

– Мне очень жаль, что тебе так больно. Я бы хотела как-то помочь…

– Слушай! – я высовываю голову. – Убирайся на хрен из моей комнаты! Вали! Отстань от меня! И нет – мне не больно! С чего ты взяла!

– Больно, – спокойно продолжает она. – Я же чувствую. Он наказал тебя за то, что ты сделал?

– Кто?

– Твой отец.

– Лиза, отвали!

– Джеффри, ну не будь же ты таким упрямым и глупым! Я хочу тебе помочь…

– Мне не нужна твоя помощь! Ни твоя, ни чья-либо еще! Я в порядке.

– Я не верю тому, что говорят про тебя в школе.

– Молодец! Теперь всё? Можешь убраться отсюда?

– Да хватит уже! – она повышает голос. – Я предлагаю тебе помощь и дружбу! У тебя что, так много друзей, что ты отказываешься?

– Мне не нужна твоя дружба, Лиза! – я приподнимаюсь на локтях и смотрю ей в глаза.

– Значит, мне твоя нужна.

– О чем ты?

– Ты ничего не понимаешь, – вздыхает моя ненормальная сводная сестра. – Ты так отчаянно стараешься спрятаться, что сам уже не видишь себя. Ты ничего не видишь вокруг! Ты окружил себя такой стеной, что и сам не можешь выбраться. Но и мир тебя не видит в таком случае. Даже я не вижу.

Вот, начинается этот ее сумасшедший бред! Как же она достала меня!

– Ты что, слепая?!

– Я хочу помочь тебе, Джеффри. Ты очень хороший человек. Я чувствую, какой в тебе свет, но ты прячешь его. Так далеко, что не разглядеть.

– Свет? – передергиваю я.

Если она сейчас опять заведет свою пластинку про вселенную, любовь и прочую подобную хрень, я не выдержу. И она заводит – прямо как по заказу!