Генрих Корн - Инь и Янь. Современные рассказы

– Ну, а при чём здесь Козерог?

– Он видел тебя так же. Вдумайся, Алла, тебе только восемнадцать, а ты уже не сохранила никакой тайны. Я знаю, что между вами было.

– Что?

– Всё. Вы встречались полгода. За это время ты всё позволила ему, всем насытилась, не оставив ничего на будущее, как будто у тебя никого и не было бы после Козерога, всё ему отдала, мне ничего не оставила. Ты не сможешь любить. Твоё женское будущее мертво. Всё, что бы ты ни сделала, пройдёт через Козерога, через тот опыт, который ты с ним получила. Он видел, чувствовал, осязал тебя всю, все твои складочки, впадинки, выпуклости, волоски, цвет и запах. Ты наслаждалась им, когда вы были вдвоём, впитала его в себя, ласкала его, шептала в экстазе нежные слова, говорила, что любишь. Ты сосала его х**, Алла. Как ты можешь вообще кого-то любить после этого, кроме Козерога?

– Ты, что ли, невинный, Тёма? – горько ухмыльнулась она. – Что на тебя нашло? Ты думаешь, девочка, которая ни с кем не была, полюбила бы тебя так, как я тебя люблю?

– Мне не нужна девочка физическая. Мне нужна девочка внутренняя. Только такая и умеет по-настоящему любить. Вагина не способна любить. Только сердце.

– А у меня что же, нет сердца?

– У тебя есть вагина, которую ты считаешь сердцем. Любая девочка, внутренне становящаяся женщиной, прекращает любить мужчин искренне и бескорыстно, нефизической любовью.

– Если все будут целомудренными, человечество вымрет.

– Если все будут целомудренными, человечество воскреснет из мёртвых. Я не о физическом факте говорю, а о внутреннем. Любая женщина может всю жизнь оставаться маленькой девочкой, имея мужа, детей и всё прочее. Служение вагине убивает в женщине маленькую девочку. Это ли не смерть?

– Ну что мне сделать-то теперь? – повторила Алла.

– Вернись туда, где ты оставила свою маленькую девочку. К Козерогу.

– Но я не люблю его, Артём! Зачем он мне нужен? Я тебя люблю!.. Не делай глупостей. Давай останемся вместе… Забудь ты про Козерога, Тёмочка!

– Я-то забуду рано или поздно. А вот ты – никогда. Твоя вагина будет помнить его всю жизнь как первого. Твоя маленькая девочка будет взывать к тебе из могилы, в которую ты её так непростительно закопала. И ты будешь убивать её вновь и вновь. И будешь искать новых «козерогов». Я тоже «козерог» для тебя. И моё время выйдет через месяц, полгода, год, два, три. И всё. Ты скажешь мне то же самое, что сказала Козерогу: «Прости. Отпусти. Я уже другая. Я не могу больше быть с тобой. Прощай».

– А как же маленькие мальчики? Их никто не убивает из мужчин?

– Никто. Но вагине не нужны маленькие мальчики, ей нужны мужчины.

Алла вытерла слёзы и бросила на Тёму колкий взгляд взрослой женщины.

– Перестань. Давай займёмся сексом.

– Давай, – сказал он.

* * *

Светлана Сергеевна, учительница школы, расположенной неподалёку от безымянного парка на краю большого города, в случайно образовавшееся «окно» между уроками, решила прогуляться и спокойно покурить.

С самого утра она была на взводе. За завтраком произошёл очередной скандал с мужем. Потом «довёл» придурошный 11 «Б». Сразу после директор устроила некрасивую сцену по поводу каких-то несобранных денег. А в довершение всего закончились сигареты. И это было ужасно.

Вообще-то Светлана Сергеевна раньше не курила, попробовала в первый раз только год назад – после своего тридцатилетия, но очень скоро пристрастилась. Она теперь даже не могла понять, как раньше жила без этого. Нет, ей не нравилось курить. Она не получала ни радости, ни наслаждения. Она получала нечто очень маленькое и непонятное, которого оказалось вполне достаточно, чтобы полюбить курение.

Почва из-под ног начала ускользать года через три после замужества. Муж сперва стал каким-то очень «своим» – неинтересным и тусклым, а потом стремительно превратился в простого безликого мужика, чужого и неприятного. Нежные трепетные чувства к ребёнку, маленькой Танечке, стали таять, превращаясь в родительское тягло, уже на второй год её рождения.

Выйдя из декретного отпуска на работу, Светлана Сергеевна не узнала себя прежнюю – ей больше не нравилась школа, она больше не любила свой любимый английский, дети начали раздражать её, ни в чём, что раньше было дорогим для неё, она не могла увидеть смысла. И цели тоже больше не было. В тридцать она сделала всё, к чему стремилась девушкой: нашла своё место в жизни, вышла замуж, родила ребёнка, есть своя квартира, муж приносит домой хорошую зарплату, дома чисто, уютно и красиво, в холодильнике есть еда, есть, что надеть, есть подруги, кому можно позвонить и похвастаться своим благополучием.

Но что-то очень большое и нужное ушло безвозвратно. Светлана Сергеевна не могла понять что. И заменила очень большое и нужное очень маленьким и непонятным – проклятой сигареткой, но такой близкой сердцу, что уж и саму жизнь без неё представить стало невозможно.

Впрочем, это дымящееся и дурно пахнущее ничего не заменило. Напротив, стало сразу рушиться всё нажитое прежде: старые подруги как-то незаметно заменились новыми, не совсем надёжными, на работе появилось больше поводов для раздражения, у Танечки к пяти годам сформировался невыносимый, капризный характер, превративший родительское тягло в родительскую каторгу, муж начал налегать на алкоголь и качать права.

Как могла, Светлана Сергеевна пыталась выправить положение, зацепиться за «свой», родной, ускользающий мирок или найти новую цель, новый смысл, но тщетно – всё только больше испортилось. Особенно с мужем. Прежние методы совершенно не работали. Упрёки оборачивались скандалами, намёки – непониманием, молчание – попустительством, слёзы – чёрствостью и озлоблением.

Светлана Сергеевна уже ничего не контролировала и срывалась на непрекращающиеся обиды и отчаянные всплески ярости. А муж, уйдя в глухую оборону, налегал на алкоголь шибче и качал права круче. «Свой», родной, мирок, окончательно потеряв почву под ногами, всерьёз зашатался.

Светлана Сергеевна предпочла бы скорее умереть, чем увидеть его крушение. И пусть нет любви, пусть работа не та, муж не тот, ребёнок не тот и сама жизнь не та – к чёрту всё! – но не иметь ничего – хуже чёрта и хуже смерти. Пусть ненависть и отчуждение. Они – ничто в сравнении с одной единственной любовью, любовью к «своему», родному, мирку, к по-женски состоявшемуся месту в нём.

С такими удручающими мыслями Светлана Сергеевна купила в ларьке «Козерог» на остановке возле школы сигареты и незаметно зашла в самую глубину безымянного парка, там, где на берегу заросшего камышами озерца стояла старая деревянная лавочка.

Ноябрьское солнце приятно рассекало прохладу воздуха в тягучих порывах морозного ветра и звонко отражалось на тоненьком льду. Даже мутный ручей, бегущий по овражку, преобразился, исполнившись благородства зимней свежести.