Голованов Антон - Ленин-кышь, Ленин-мышь, Ленин-тохтамышь! Рассказы о «самом человечном человеке»

Социал-демократы, тем более евреи, особой любовью, со стороны работников депо, как в прочем и остального швейцарского пролетариата, увы, не пользовались. Погоды стояли промозглые, ветреные, революционеры промерзли, поскучнели и стали тихо роптать. Что бы чем-либо занять товарищей, Григорий Евсеевич Зиновьев, наиболее близкий Ильичу соратник, могущий, в случае чего послужить козлом отпущения, затеял импровизированный митинг. Однако в товарищах, рангом пониже, его порыв не высек искры и пламени не занялось. Им хотелось в сытое тепло. Поодаль егозили люди в черной полицейской форме. Им не терпелось отправить все это гавно подальше из Цюриха. Куда не важно, да хоть бы и в ад.

Ленина заприметили издалека. Он молодецки выскочил из подкатившего к вокзалу экипажа и галантно подал руку Надежде Константиновне, своей супруге. Расплатившись с извозчиком, держась друг друга, энергично размахивая зонтами, вдвоем они проследовали в направлении группы товарищей. За ними семенил, сгорбленный под тяжестью дюжины чемоданов носильщик.

В отличие от всех остальных, пара Лениных, выглядела вполне себе импозантно. Одеты, были они хорошо, по последней моде, к тому же бодры, веселы и беззаботны. Казалось, что это преуспевающие буржуа и жизнь их радует со всех своих сторон. Большевистская касса, пополняемая отжатыми у «мироедов-экспроприаторов» деньгами, не пустовала и все было хорошо, однако в дорогу, предтечу нового мира, великого революционера-марксиста звала ненасытная жажда величия, вера в сопричастность к вершению судеб мира и неугомонный, непоседливый, присущий ему дух авантюризма. Ленину не терпелось померить, так сказать, штангенциркулем если не вселенную целиком, то хотя бы матушку Россию, занимавшую на мировом глобусе весьма внушительную площадь.

По прибытию вожака подали и состав. Но вскоре, как это бывает у русских, по закону жанра, при посадке произошел некоторый конфуз. Выяснилось, что по условиям сделки, на границе с Германией, в вагон должны были подсесть два высокопоставленных немецких офицера, в качестве соглядатаев, что бы, не дай бог, вся эта крайне не надежная публика не рассосалась по просторам великого Рейха. Поэтому одно купе необходимо было оставить свободным. Четырем товарищам, волей судьбы не суждено было войти в историю, как участникам исторического десанта. На перроне оставили одну беременную бабешку, принадлежавшую партии Паолей-Цион, двух проходимцев анархо-коммунистов, по национальности грузин и автора книги «Выдающиеся личности русской революции», доктора Оскара Блюма. Последний напился как рейтар и едва держался на ногах. Вообще Блюма, Ильич не жаловал. В своей книге, доктор отвел Ленину весьма скромное место, упомянув его заслуги лишь дважды и то в сомнительном, для пользы революции, контексте. Кому не хватит места в вагоне, вождь решал самолично, руководствуясь изобретенным по этому случаю им самим, принципом демократического централизма. Особенность ленинской модели, отточенной позже до совершенства его преемником Иосифом Виссарионовичем, соответствовала формуле – «Меньшинство беспрекословно подчиняется мнению большинства. А выразителем мнения большинства, является непосредственно сам вождь!»

Подгоняемые тем, что главный идеолог, может на ходу придумать что-нибудь еще, отъезжающие, загрузились достаточно быстро. Каждый из партийцев, глядя на оставшихся прозябать в тоске товарищей, был в душе рад, что выбор пал не на него, ибо с Владимиром Ильичом уезжала и касса, то волшебное корытце, ставшее впоследствии предметом горячего вожделения любого партийного функционера. Наконец два раза протяжно свиснув и пустив клубы пара, паровоз потянул за собой вагон. За окном, стоя на перроне, уплыли в небытие экзальтированная, беременная сионистка, два экспрессивно жестикулировавших кавказца и качаемый ветром, дурашливо улыбающийся Оскар Блюм.

Рассовав, чемоданы и короба по полкам и скинув верхнюю одежду, все пассажиры, по команде партийного клоуна, массовика-затейника Карла Радека, встали и затянули «Интернационал». Драть глотки в поездах, изображая хоровое пение, было исконно российской традицией, возведенной в ранг ритуала, которому в те времена, следовали многие соотечественники. Но распевать революционные гимны, после того как в вагон сядут немецкие офицеры, Ильич счел не этичным. Поэтому обязательную программу решили откатать сразу и уже только за тем, немного перекусить и выпить.

После «Интернационала» исполнив ленинские любимые «Не плачьте над трупами павших бойцов» и «Нас венчали не в церкви». А уже после практически весь вагон пустился в пляс, под зажигательные «Семь сорок» и «Хава нагила». Владимир Ильич поморщился – Можно подумать, что мы следуем, не в колыбель русской революции Петроград, а какой ни будь Бердичев! Однако евреи, как свойственно их национальному темпераменту, вспыхивать как порох, но гореть не долго, вскоре угомонились и полезли по чемоданам, желая подкрепиться, ибо знали, что основные испытания их ждут впереди.

Ленин и Крупская, делили купе с четой Зиновьевых. Прикрыв по плотнее дверь, что бы ни раздражаться присутствием товарищей по партии, они выложили на стол вареные яйца, огурцы, курицу, свежий хлеб и круг колбасы. Ленин достал литровый штоф первоклассного шнапса, который хранил при себе уже несколько недель, ожидая случая. Выпили смачно и закусили. Вскоре процесс повторили.

Через короткое время, в противоположном конце вагона, послышалась возня. Как и следовало полагать, революционеры не поделили место в сортире, единственном на всех. (Второй, возле купе, где должны были разместиться немцы, держали закрытым.) Офицеры Великой Германии отличались брезгливым снобизмом и не желали делить отхожее место с российской социал-демократией. Потасовку устроили эсеры, склонные в любых спорах быстро переходить на мордобой, и БУНДовцы, хотя и меньшие числом, но такие, же борзые, не толерантные и политически безкультурные. Ленину лично пришлось принимать участие в улаживании конфликта. Поименовав себя в отсутствии немцев главным в поезде, он пригрозил впредь любых скандалистов высаживать на ходу, как говорят у нас, без суда и следствия. Эти угрозы возымели действие, но только до тех пор, пока на границе двери тамбуров не опломбировали.

Не за долго до этого, на полустанке Готмадинген, в вагон, гремя шпорами и саблями, вошли и заняли свое купе два важных, похожих на петухов, прусских военных Арвид фон Планиц и Вильгельм Бюриц. Офицеры представляли в этой афере германский генеральный штаб. Согласно приказу, сопровождающие должны были присматривать за тревожными пассажирами, на протяжении всего пути следования по территории родного «Фатерланда». Старший из них фон Планиц, безошибочно распознав во Владимире Ильиче главаря, поманив его пальцем, увлек в свои апартаменты и долго о чем – то с ним беседовал за закрытыми дверьми. Все остальные социал-демократы и прочие революционеры, имитируя «ordnung» сидели, как мы говорим, тише воды, ниже травы.

Читать дальше