Ирина Цветкова - Золотой медальон короля

Эту историю рассказала мне бабушка, ей – её бабушка, а той бабушке – её бабушка.

По семейному преданию, моя прапрапра… бабушка была посвящена в тайну, которая через много поколений пришла и ко мне. Я искала подтверждение этой истории в научных трудах и литературных произведениях, но они молчали.

И тогда я решила сама рассказать о том, что мне известно. Мне кажется, что за давностью лет я могу открыть эту тайну, не ущемив при этом ни чьих интересов.

К сожалению, с течением времени многие подробности потерялись, исчезли. Не могу ручаться за историческую точность излагаемых событий, поэтому у героев будут мною данные имена.

Итак, дорогой читатель, в твоих руках ещё одна тайна минувшего. Если ты любознателен и не ленив, мы пойдём с тобой – шаг за шагом, страница за страницей – по извилистым тропинкам судеб наших героев.

Король Людовик нервничал. Он ждал свою супругу, молодую королеву Гортензию. Им предстоял серьёзный разговор. Король намеревался поставить супругу перед одним очень неприятным для неё фактом, и, хотя не сомневался в её послушании и согласии с каждым его решением, всё же не знал, какова будет реакция королевы. Тема предстоящего разговора была весьма щекотливая. Король мысленно подбирал слова, готовя речь, но всякий новый вариант казался ему хуже предыдущего, и он отбрасывал задуманное, ища что-то новое. Но для столь деликатной темы не так-то уж много находилось у него слов. «Конечно, если она будет негодовать, – она будет права, – думал он. – Но ведь и меня надо понять, я должен блюсти в первую очередь государственные интересы, а не семейные. Такова доля августейших особ, в первую очередь мы монархи, а потом уже мужья». Король для себя искал оправдания, понимая, какой удар подготовил женщине, с которой они друг другу дали обет взаимной верности в лоне святой церкви; женщине, союз с которой был освящён церковью, а значит, и Богом. Король настойчиво гнал от себя эти мысли, думая о другом. Он даже не услышал шагов и поэтому вздрогнул, когда увидел вошедшую королеву. Она была молода, всего двадцати одного году от роду, но звание королевы носила так, словно была ею с рождения. Грациозность и величие были и в её поступи, и в осанке, и в умении держать себя, и в искусстве нести на себе драгоценности. Красота королевы соответствовала её королевскому чину. Рядом со своим слегка потрёпанным мужем она сверкала, как бриллиант.

– Садитесь, дорогая, я давно вас жду.

Обычно Людовик целовал ей руки, а сейчас этого не сделал, чем насторожил Гортензию. Она поняла, что разговор будет не из приятных.

– Я должен уведомить вас о своём решении. Попрошу выслушать меня без эмоций. Поверьте, мне самому нелегко было прийти к этому решению, но что поделать, я – государственный человек, в первую очередь должен думать о государстве, о народе, о будущем.

Гортензия нахмурилась. Вступление ей совсем не понравилось.

– Дорогая моя, мы женаты уже два года, а у нас нет наследника, – Людовик отвернулся к окну, чтобы, не видя жены, говорить спокойно. – Я на пятом десятке, у меня нет больше времени ждать.

Ободрённый тем, что за спиной не слышалось ни звука, он продолжал:

– Возможно, я сам виноват в том, что раньше не задумывался над этим вопросом. В молодости меня интересовали охота, скачки, поединки, но только не женщины. Время шло, годы уходили, о а женитьбе я не думал. Лишь находясь на смертном одре, отец мой взял с меня слово, что по истечении не более чем одного года после его смерти я приведу во дворец молодую жену. Я сдержал слово. И стал ждать наследника. Но вы не торопитесь осчастливить меня и мой народ. А я не могу больше ждать. С каждым прошедшим днём я понимаю, что становлюсь всё ближе и ближе к роковой черте. Я должен успеть не только дать жизнь наследнику, но и многому его научить. Я должен знать, кто останется после меня во главе государства. Короче говоря, если вы сами не хотите выполнить эту миссию, это сделает другая женщина.

Сказав это, король обернулся. Гортензия сидела, опустив глаза. Она молчала. Гордость не давала ей возможности высказать всё, что бушевало в ней вулканом. «Не хотите» – это как пощёчина. Да разве она не хочет?! Она только и думает о ребёнке, она со дня своей свадьбы только и мечтает о малыше, которому бы посвятила себя. С того момента, когда она увидела человека, за которого должна выйти замуж – немолодого, лысоватого, то поняла, что девичьи мечты о счастье разлетелись, как одуванчик. Гортензия мечтала о высоком, с чёрной шевелюрой и чёрными усами молодом человеке. Почему-то он ей представлялся в военном мундире и на коне. Таков был её идеал, который она лелеяла в девичьих грёзах. А тут – старый, лысый, низкорослый. Все дни до свадьбы провела в слезах. Но, став женой, воспитанная в лучших традициях дворянства, явила собой идеал супружеской дружбы, верности и долга. Не пригубив чаши любви, не знала она ни мук её, ни наслаждения, она была верной женой, движимой чувством долга и заботой о муже, но и чувствовала в себе какую-то незанятую нишу. Ей хотелось кого-то полюбить, но не так, как мужа, а по-другому. Мыслей об измене у неё не было. Только сыну или дочери она могла отдать свою любовь и ласку. Гортензия чувствовала, что и придворные поглядывают с ехидством оттого, что у неё нет детей. Но она не падала духом, зная, что ещё очень молода. И вдруг такой удар! Не её, а чей-то чужой ребёнок сядет на трон Франции. Но возражать королю бесполезно: он всё равно осуществит задуманное.

– И кто же должен выполнить эту миссию? – глухо спросила королева.

– Я сам найду кандидатуру, – сухо ответил Людовик.

Несколько дней назад народу было объявлено, что король и королева ждут наследника. Но Её Величество плохо себя чувствует, доктора советуют ей морской климат. Поэтому королева Гортензия со свитой приближённых покидает столицу и вернётся сюда уже с наследником.

Во дворце царила суматоха, все были заняты подготовкой к отъезду королевы. Но она сама заперлась у себя и никого не допускала в свои покои. Она не могла сдержать слёз: перед многомесячным расставанием король пожелал видеть не её, а свою «кандидатуру». Да, конечно, она должна выполнить «миссию», но… «Но ведь я ему жена, а она всего лишь моя придворная дама». Обида душила её, но не ревность. Не познав любви, не знала она и ревности.

В двери стучали, напоминая, что экипажи уже ждут. Но Гортензия не открывала. Ей казалось, что торопиться некуда. Возможно, она была права: король ещё не отдал последних распоряжений отъезжающим.