Алексей Загуляев - Три рассказа. Жизнь где-то рядом…

© Алексей Николаевич Загуляев, 2017

© Enrique Meseguer, дизайн обложки, 2017

© Нина Суханова, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4483-5630-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

С самого своего младенчества Натали была удивительно спокойным ребёнком. Особенно же удивительным выглядело это на фоне беспокойной семьи, в которой ей суждено было появиться на свет. Отношения между родителями никогда не отличались взаимопониманием, особенно обострившись после того, как повзрослел старший сын Поль. Весь свой характер он целиком унаследовал от мамы, и каждый его шаг был направлен на то, чтобы поступить наперекор чьей-нибудь воле. В школе он почти совсем не учился, и полицейские были, пожалуй, самыми частыми гостями в их доме. В 14 лет Поль совершенно неожиданно исчез и только через год прислал с трудом читаемое письмо, в котором излагал краткую историю своего исчезновения. Закончилось его противостояние обществу вполне логично, потому как обратным адресом на конверте значилась затерянная на юге тюрьма. К этому времени Натали исполнилось 10 лет, о чём, кроме неё, никто, пожалуй, не помнил, потому что в их доме никогда не распевали Happy Birthday и не подавали к столу праздничных пирогов со свечами. Натали была просто тенью или отражением в зеркале; казалось, что она вот-вот должна улыбнуться, поэтому родители всякий раз, заметив это, смущённо отводили глаза, потому что не хотели и не могли улыбнуться в ответ. Когда девочке исполнилось одиннадцать, родителям пришло извещение о смерти Поля: мальчика загрызли собаки, когда он пытался бежать из тюрьмы. Тогда семейные споры неожиданно завершились, и над домом нависла зловещая тишина. Мать перестала даже мельком смотреть на свою дочь; вместо этого она постоянно разглядывала свои руки, словно боялась обнаружить на них следы какого-нибудь преступления. Не изменился только отец; ещё больше времени он стал проводить в своём кабинете на втором этаже, уткнувшись в книги и беспорядочно разбросанные по столу бумаги.

Натали любила отца. И не просто любила, но даже испытывала трепет всякий раз, когда имела возможность находиться с ним рядом. Он был для неё богом; он сам и его кабинет – это было то, что Натали виделось настоящим, меж тем как всё остальное казалось призрачным и случайным. Когда отец уходил наверх, девочка незаметно следовала за ним, садилась где-нибудь в уголке и так сидела до тех пор, пока не наступал ужин, единственное мероприятие, на котором семья собиралась вся вместе, чтобы помолчать сообща, уткнувшись глазами в гремучие фаянсовые тарелки. Иногда девочка оставалась в кабинете одна. Тогда с замирающим сердцем она подходила к папиному столу и гладила ладошкой рассыпанные по нему бумаги. От них исходило особенное тепло, пронзающее её душу; и ладошка потом долго источала аромат чернил, казавшийся Натали самым благородным из всех запахов в этом доме. К двенадцати годам Натали уже неплохо разбиралась в отцовских записях, читала его книги, проводя в кабинете целые ночи. Отец был генетиком и пытался найти доказательства того, что человек как вид развивался независимо от обезьяны. Натали не нужны были никакие доказательства. Если так считал её отец, значит это вопрос решённый.

Однажды промозглым осенним вечером, как обычно притаившись в углу за книжными шкафами и наблюдая за работой отца, Натали почувствовала, как всё её тело внезапно облекла слабость. Её будто заковали в ледяной панцирь, так что она не могла и пошевелиться. Перед глазами поплыли невероятных размеров кактусы, которые то плющились, то вытягивались в неимоверные формы. Было противно и отчего-то обидно за то, что ей никогда не покупали на день рожденья никаких подарков. Силуэт отца, склонённого у настольной лампы, сделался сначала матовым, а потом скользко-мутным; перед глазами заплясали чёрные точки, и вскоре всё происходящее представилось жутким сном, из объятий которого она не могла освободить даже кончик своего пальца. Натали поняла, что это всего лишь болезнь. Она и раньше болела и молча переносила подобные неудобства. Ей не хотелось обращать на себя внимание, не хотелось отвлекать от очень важного дела своего папу. Так она и продолжала сидеть, обхватив руками коленки и ощущая на губах солёные капельки пота, похожие по вкусу на слёзы. Между тем она заметила, что стол опустел и лампа освещает лишь скомканные бумаги и колпачок от ручки. Колпачок неожиданно покатился и упал на ковёр. И только тогда появился её отец. Он поднял колпачок, повертел его перед глазами, словно не мог понять его назначения и, вместо того чтобы положить обратно на стол, сунул его почему-то в карман брюк. В другой руке он держал стакан, наполовину заполненный водой. Поставив стакан, отец смахнул со стола на ладонь какой-то мусор и уставился на него точно также, как до этого смотрел на колпачок. Неожиданно этот мусор принял для Натали неестественно чёткие очертания, и она увидела, что это таблетки: обычно их каждый вечер после ужина принимала мама, чтобы лучше спать. Последнее усилие сознания оказалось столь напряжённым, что сразу же вслед за ним Натали выпала из реального мира и погрузилась в хаос зловещих лиц и огненных крыльев, обжигающих холодом её тело.

Натали пролежала в больнице всё то время, пока хоронили её отца. Даже когда она поправилась, врачи бестолково пытались объяснить ей причины, по которым она ещё немножко должна полежать в их больнице. Ситуация прояснилась, когда в смежную палату привезли соседского мальчика. Он-то и рассказал Натали о случившейся в их доме трагедии, добавив, что и маму её упекут, скорее всего, в психушку, поскольку сначала она устроила пожар в кабинете покойного мужа, а потом раскопала ночью могилу своего сына, уверяя всех, что тот жив и непрестанно зовёт её на помощь.

Ночью бесцельно бродящую по коридорам девочку приютила у себя регистраторша. Натали забилась в самый тёмный уголок и просидела так до утра, не проронив ни звука и не отводя глаз от женщины, склонённой в полудрёме у тусклой дежурной лампы. Утром за Натали заехал мужчина в чёрном костюме. Сначала они побывали в доме, где жила Натали. Девочке позволили взять необходимые вещи, объяснили ей, что мама теперь переехала жить на Остров Грёз (так романтично называлась психиатрическая клиника), и что саму её теперь поместят в пансион, где она окончит учёбу и будет самостоятельно устраивать свою жизнь. Из вещей Натали взяла только папину авторучку без колпачка, а на все вопросы и пожелания лишь утвердительно кивала русоволосой головкой, к которой стремились прикоснуться все, кого она встречала по пути в пансион.