Катерина Березина - Отрывной календарь

«The Hat» встретил разгулом мелодии и затылками посетителей. На сцене музыканты уже вошли в штопор: клавиши фортепиано, казалось, вылетают из-под пальцев сосредоточенной Дины Синеглазовой. Трубач, выкатив глаза, пытался успеть продудеть феерические пассажи. Наташа втянула с наслаждением сигаретный дым, смешавшийся с ароматом крепкого алкоголя. Нервы, гудевшие, как высоковольтные провода, начинали стабилизироваться, перестраиваясь на позитивный лад. Лариса сдержала обещание: не растворилась в толпе, хотя энергично отмахивала приветствия знакомым, а крепко держала за руку. Найти свободное место в баре – сложная задача. Вечер пятницы у многих вызывает непреодолимое желание пообщаться с себе подобными и выгоняет из благоустроенных норок. Через несколько «извините» и столько же стукнутых локтей, спин и прочего, Наташа практически с разбегу воткнулась в Ларису, с наполеоновскими бровями оглядывавшую помещение. Народ стоял группками, отбивая ритм ногами и руками, стряхивал пепел по-студенчески «одна тарелка – восемь вилок» в заботливо выставленные барменом пепельницы. Наташа пробралась к барной стойке, достала наконец-то сигарету и закурила. Лариса встала за спиной, по-прежнему с грозным видом полководца. Надо принимать меры.

– Лорик, здесь так хорошо. Скажи, что тебе заказать? Чем расслабляться будем?

– Давай виски двойной, льда поменьше.

Синеглазова начала играть грустную пронзительную мелодию. У Наташи подступили слезы. Вот всегда так. Вроде и реветь не собираешься, а если трогательно-печальное слышишь или видишь, спазм в горле и подборок начинает предательски дрожать. Все-таки нравится в «Шляпе». Не поклонница джаза, не знает названий всяких музык и от этого еще лучше: все в новинку, как в первый раз – через душу.

– Ларис, вот скажи, почему? – Музыка не давала разговаривать, поэтому приходилось повышать голос, чтобы быть услышанной. – Вы с таксистом ржали, а я готовилась ему глаза выцарапать. Кто сказал, что надо сидеть дома мужниной женой и борщи варить? Почему он так считает? И, что самое обидное, это не только его мнение, это общепринятое…

Наташа в поисках поддержки взяла Ларису за плечо, посмотрела в глаза и приготовилась продолжать монолог дальше, но та резко оборвала:

– А кто сказал «борщи варить» плохо? Почему ты так категорична? Посмотри на нас. Когда сорок стукнет, что делать будешь? На Манхеттен поедешь искать клюшек, которые «Секс в большом городе» устроили и после сорока счастливо замуж повыходили с перерывами на климакс? И ты им веришь? Опомнись, мы здесь, в России, старые девы уже в тридцать шесть. Секс редким пунктиром по жизни не в счет. Дни испаряются, а мы превращаемся в печеное яблоко. И даже таксисты ржут. Не надо обижаться, он лишь выразил мнение всех русских мужчин! Лучше на себя обидеться надо так, чтобы захотелось нормальной бабой стать, а не трусливой феминисткой.

– Лорик, стоп, тебя куда-то понесло! – Наташа даже забыла стряхнуть пепел, он упал на руку и покатился в рукав пиджака. Как назло, пока вытряхивала, музыканты закончили играть и, аккурат перед аплодисментами, Наташа выкрикнула на весь бар. – Мы – не старые девы!

Аплодисменты все-таки раздались, их сопровождали нестройные смешки, адресованные явно не на сцену. В одном углу жизнерадостно заржали. Трубач сделал поклон в сторону Наташи с Ларисой, подошел к микрофону:

– Милые девушки, если кто подумал, что сия прозвучавшая композиция посягает на вашу свободу, приношу извинения! Надеюсь, следующая позволит расслабиться и настроиться на более позитивный лад…

Раскаленными углями заполыхало лицо. Лариса, выпучив глаза, закрыла рот рукой, чтобы не заржать. С полминуты смотрели друг на друга, пока не зазвучала музыка. Потом стало немного отпускать. Лариса сделала большой глоток виски, по старой привычке разгрызла льдинку. Наташа, уставившись в полированную столешницу барной стойки, разглядывала мелкие царапинки. Стыд и паника не давали поднять глаза и посмотреть по сторонам. По ощущениям, вся уже светилась, как китайский фонарик. Настолько ободрали глаза любопытствующих как выглядит «не старая дева». Замечательные по глупости каламбуры полезли в голову: «Не всегда приятно быть гвоздем вечера, можно по неосторожности пригвоздить себя». Лариса нарушила нестройный ход мыслей:

– Ната, давай пока тему закроем. Непростой разговор, не для бара, по крайней мере… Опа… вечер обещает быть интересным… – И тут Лариса как-то странно посмотрела на Наташу, рот стал расплываться в неприлично хитрой усмешке, бровь поднялась дугой.

Наташа почувствовала, чьи-то руки легли на плечи и начали отстукивать ритм музыки. Пока тушила сигарету, совершенно нахальным образом руки переместились к локтям. Неторопясь повернулась, приготовившись выразить большое «фу» тому, кто посягает на личное пространство, и оказалась практически в объятиях мужчины. Как и полагается в романтических лавстори – незнакомого и ужасно симпатичного. В жизни все герои резко приобретают плоть и реальность, бумажные развевающиеся кудри остаются вместе с доспехами и конем под обложкой, и приходится узнавать, что принц чешется, икает и, когда не совершает подвиги, то ни чем не отличается от хмурого соседа, которого встречаешь по утрам на лестничной площадке спешащим на работу. Пахнуло приличной дозой спиртного, герой романа оказался небритым дней пять и одет в джемпер кислого зеленого цвета. Спасла от немедленного изгнания светлая улыбка, которая разгоняла по свободному от щетины пространству совершенно очаровательные морщинки.

Наташа постаралась аккуратно высвободиться: «Извините, Вы ошиблись» и начала отворачиваться. Мужчина сделал шаг, и вновь Наташа очутилась нос к носу к джемперу. В вырезе мелькнул плетеный чокер с серебряными вставками. «Ах, еще и за модой следим…» – подняла глаза на нового приятеля. Стоял близко-близко, слегка пританцовывая в ритм музыке, улыбался, держал Наташу за локти и ничего не предпринимал дальше. Жесткие черные волосы, классическая стрижка, глубоко посаженные карие глаза, крупные черты лица. Наташа лихорадочно соображала, кто сейчас пытается с ней заигрывать. Он мог быть кем угодно: хоть дворником, хоть менеджером, психом, ученым. Совершенно обычный мужик, но в этой ситуации становился необычным: стоит перед ней и, откровенно разглядывая, практически обнимает. Автоматически ноги начинают потихоньку слабеть, ладошки отпотевать, а сердце – биться о грудную клетку. Хорошо, не видно, как краснеет, лицо от предыдущего позора еще не остыло. Кроме мысли, что давно так не влипала: сзади барная стойка, впереди живой мужчина, ничего на ум не приходило. Остается прыжок на месте – попытка улететь, но и тут облом – держит за локти. Краем глаза увидела, что Лариса отступила метра на четыре, явно с целью не вмешиваться в происходящее, а понаблюдать и составить, так сказать, полную картину момента. Улыбается, хоть бы отвлекающий маневр сделала какой-нибудь.