Александр Добровинский - Добровинская галерея. Второй сезон (сборник)

За три дня до этого мне позвонила моя приятельница переводчица Зинка и сообщила шепотом, что она заболела. Я слегка обомлел от страха, так как до этого дня не болел ни разу, и на всякий случай сказал, что у меня пока все в порядке. Зина-переводчица отшепнула в ответ, что я клинический идиот, так как она простудилась и потеряла голос, а то, что было два месяца назад, надо забыть, и вообще она любит своего мужа, чудного человека, бухгалтера по национальности и француза по профессии, хоть он и старше ее в два раза, а я, скотина, с тех пор не позвонил ни разу, но дело не в этом.

У нее была договоренность с французской компанией на большой переводческий подряд с советскими инженерами-приемщиками. Первый спец уже уехал, а сейчас в Париже главный технарь, и французы сказали, что его надо ублажать, холить и лелеять, так как от него зависят несколько сотен миллионов франков капиталистической наживы. А если он подпишет всю приемку, французы осчастливятся так, что всем будет потрясающий «о-ля-ля» в виде серьезного бонуса.

Короче, могу ли я ее заменить, при этом заработать кучу денег и ее благодарность после выздоровления, несмотря на то, что я сволочь и скотина. Кое-какие аргументы в этом предложении были весьма убедительны, и я согласился.

Отечественный советский инженер Петр Засуля оказался симпатичным голубоглазым парнем 35–40 лет в сером костюме фабрики «Красная швея» и зеленом свитере, который, очевидно, до Финской войны связала крючком его бабушка своему папе. Узел галстука развязке не подлежал, и поэтому за годы пота приобрел траурный оттенок. Какого цвета был сам галстук, сказать было трудно. Но ка-а-а-ак Петр разбирался в технике! Французы ахали и дрожали от страха, боясь, что Засуля в конце концов им сделает «козулю», а не приемку их дорогущего оборудования…

В конце второго дня изучения чертежей и каких-то огромных железяк в трехстах километрах от Парижа, невдалеке от реки Луары, меня пригласили в святая святых – кабинет хозяина.

Холеный маркиз (со сложной фамилией типа Мудэ де ля Ло), в летах, с орденской ленточкой в петличке элегантного костюма, начал с ходу коррумпировать переводчика. То есть меня. Однако бывший министр де Голля явно просчитался со своими тонкими ходами. Не тут-то было, так сказать, не на того напал. И вопрос цены тут был ни при чем. Тут у них вышла неувязочка…

Дело в том, что, несмотря на свой юный возраст, надо отдать мне должное, по принципиальным соображениям коррумпироваться я готов был сразу и без этих французских выкрутасов. В мою задачу входило уговорить Петю все подписать, после этого с ним рассчитаться и уже потом наслаждаться собственными спелыми плодами сочного подкупа. Маркизет был не похож на трепло…

В ответ на мое предложение поставить свою подпись везде где только можно Петр посмотрел на меня внимательно, отхлебнул пива «Кроненбург» и сказал:

– Будет дорого стоить…

– До фонаря, – ответил я. – Как в том анекдоте: грузин передаст билет. Так вот, представь, что я – «передаст». Ты мне говоришь – я передаю маркизке.

– Мне нужен магнитофон Akai, японской сборки, с большими бобинами, стоячий, коричневого цвета. Понятно? Иначе хрена лысого с завитушками! – и победоносно откинулся на плетеную спинку стула местного кафе, с видом, ясно говорящим окружающим: «Нас просто так не возьмешь…»

– Вы далеко пойдете, молодой человек, – подняв тонкую удивленную бровь, заметил мне президент корпорации через полчаса. – Ваш бонус резко увеличивается. Сегодня же и приступим к подписанию. А то все наши банковские кредиты горят синем пламенем…

До конца рабочего дня мы наподписывали тонны каких-то бумаг, к вечеру переехали в столицу и уже в Париже продолжали чего-то подписывать на следующий день.

После того как все было закончено, президент компании поинтересовался, в каком ресторане г-н Zasulia хотел бы сегодня вечером отпраздновать столь плодотворную работу.

– В русском, только. Потому что я их лягушек и улиток с тараканами жрать не намерен, – ответил приемщик инженер Засуля. – Короче. В «Максиме», в нашем. Где магнитофон, едреныть?

Объяснять, что Chez Maxim’s никогда не был русским рестораном, мне было лень, и мы договорились, что я заеду за Петром в его гостиницу на бульваре Распай около шести часов вечера.

Вечнозеленый своим пожилым крючкотворным свитером, Петр встретил меня холодным гневом:

– Обманули, суки! Нет магнитофона. Но ничего. Я им в ресторане сейчас дам просраться.

Я весьма реалистично представил себе эту картину, и мы поехали на rue Royal.

Президента компании в «Максиме» знали очень хорошо. Для нас был заказан большой стол. Хозяин с супругой. Два главных заместителя. Банкир, финансировавший сделку. Со спутницей под видом племянницы. И мы с Петей.

Приемщик был очень расстроен капиталистической подлостью и действительно решил отомстить за бесплатную продажу Родины. Пальцевый выбор отмщения прошастал по правой колонке меню с ценами и остановился на «Омаре в шампанском с легким дождем из черной иранской икры». Что эта галиматья обозначает по-русски, клиент не знал, но дороже на этой странице ничего не было. На закуску, по этой же системе, была выбрана гусиная печенка «Перегор», чуть тронутая горящим «Куантро», в «кровати» из тонко нарезанных фиг, маринованных шефом в «Кальвадосе» 1964 года.

По требованию инженера все это сопровождалось заказом трехсот граммов коньяка «Наполеон» и пива. В ресторане были только хорошие коньяки, поэтому мы остановились на сложной марке французского национального продукта под названием «Пусть козлы принесут самый зашибец типа нашего “Белого аиста”».

– Мог бы и поллитра заказать, – шепнул заговорщически Петя, – но они сразу подохнут от жадности. Лучше закажу два по триста. А потом еще.

Жена президента, холеная шатенка с голубыми глазами и сумасшедшей фигурой, тридцати-пятидесяти лет, заметила мне с очаровательной улыбкой:

– А он очень симпатичный, ваш месье СовьетИк…

Президент в ожидании еды рассказывал про поместье с замком, которое они с супругой получили наконец по наследству, и о том, как дорого стоит поддерживать Шато шестнадцатого века, поскольку оно стоит на реке Луаре, а также как не хочется разрешать местным жителям охотиться в частных угодьях, но ничего не поделаешь: недавно президент страны Жискар д’Эстен принял на этот счет какой-то идиотский закон. А в хорошую погоду на реке можно ловить рыбу большой компанией.

К концу рассказа про Луару «сраный жирный паштет с вонючим инжиром» был съеден, триста коньяка тоже ушли за горизонт, а свежие триста еще не прибыли.

Вот тут-то и прозвучал уточняющий вопрос от русского приемщика «а пропо Шато на реке Луаре»: