Мария Балашова - Очарование

Я хорошо помню как ровно пять лет назад тем же самым вечером к нам привели Римму. Довольная няня оставила девушку и поспешно уехала, оставив её на попечение Анастасии Ивановны.

– Тёть Насть, а что вы готовите сегодня? -спросила Римма, болтая ногами за барной стойкой. По кухне уже разносился аппетитный запах, вечер казался волшебном в наполнявшем его полумраке и витых свечах по соседству с современными торшерами.

– Увидишь, красавица.-смеясь, ответила женщина, -сегодня приедут Катенька с мужем и их надо будет кормить, а ты же знаешь, наша Юленька совсем не умеет готовить. Ничего, научится, какие её годы.

Римма поперхнулась и мы рассмеялись, понимая, что такие сказки не сбываются. Да и Юля совершенно к этому не стремилась, довольствуясь средним образованием, к тому же незаконченным, представляющим из себя 9 классов сельской школы.

Однако этот вечер готовил ещё много сюрпризов. Вскоре приехали моя мама и папа, но не одни, а с Кармелиттой Генриховной Лехтс (матерью Риммы) с дочерью Вероникой, чего не ожидал никто. Были приняты несколько решений: Нику Лехтс оставить с Анастасией Ивановной (девочка была в тягость своей матери) а нам с Риммой снять квартиру в центре города за счёт немецкого предпринимателя. Сразу после этого папа покинул дом и уехал по своим делам в Москву, оставив женский коллектив в гордом одиночестве, который не смотря на ранний час разошёлся по комнатам.

– Ника, ты уже видела приготовленную для тебя комнату? -спросили мы тогда малышку.

– Нет. – резко ответила девочка, лёжа на кушетке в гостиной. – Я не хочу переезжать.

Разговорить ребёнка оказалось не так-то просто, но через какое-то время та сдалась сама. Римме хотелось побольше разузнать о сестре, которую до этого она видела только на фотографиях. Поэтому все трое мы разместились в моей комнате.

– Вероника, мы понимаем, что ты не очень хочешь переезжать сюда, – осторожно начала я, – но ты же понимаешь, что всё это временно, к тому же ты будешь обучаться у самых лучших учителей.

– На дому! Я хочу учиться как все. – возразила Ника, которая в этом году должна была пойти учиться в первой класс в лучшее заведение Германии. При этом она одинаково чисто говорила как на русском, так и на немецком. Так же она уже знала несколько диалектных языков (о происхождении их матери говорилось редко и очень мало, поэтому только несколько человек знали, что она являлась чистокровной цыганкой), азы английского, немного говорила по-французски и собиралась изучать ещё несколько языков. Стремление к знаниям в этих семьях всегда приветствовалось, поэтому известные миллионеры готовы были отвалить немалые суммы, лишь бы их дети были самыми образованными. Мы с Риммой уже к 15 годам делали успехи в точных науках, неплохо разбирались в гуманитарии, знали по восемь иностранных языков, на пяти из которых говорили свободно и практически без акцента. В обычных школах мы не могли получить столько знаний и практических навыков. К тому же на дому мы легко обходились без домашних заданий, учились домоводству, ведению любой документации, основам бизнеса и распоряжению финансами. Всё это предстояло узнать и Веронике, но их матери не хотелось ей заниматься, поэтому она поступила так же как и с первой дочерью. Только на этот раз бабушка не захотела сидеть с внучкой, а няня поспешила уволиться сразу же как узнала об уезде Риммы.

– Римма, а ты долго жила с мамой? – внезапно раздался детский голос в тишине. Я засыпала на полу, Римма уже дремала в кресле. В полумраке гасли свечи, свет которых, смешиваясь с ароматами цветов, создавал особое ощущение приближающегося чуда.

– Нет. Где-то года четыре. Потом я оказалось у бабушки и познакомилась с Аней. – С грустью в голосе произнесла тогда моя подруга.

– А мы… Мы увидимся снова? Я ни разу не видела тебя и тут… Я очень не хочу сейчас расставаться с тобой. Мама часто показывала твои фотографии, и я радовалась, что не одна.

Римма ответила после короткой паузы. Она села рядом сестрой, осторожно приобняла её и тихо произнесла, что они обязательно встретятся и больше никогда не расстанутся.

Следующим утром нас проводили на самолёт. Сложно даже представить, как мне было мне грустно, из-за того, что я вынуждена покидать страну, Римме было абсолютно всё равно – где бы она ни была родителей никогда рядом не было. Единственное, что её огорчало, так это то, что они только познакомилась с Вероникой и сразу же расстаются. Во время было тихо: предпочли сон разговорам. Наверное, это был самый дальний перелёт, по крайней мере так казалось мне. Хотя бы потому, что в Лондон мне не хотелось. Я много раз говорила об этом родителям, но они ничего не хотели слушать. Это было выгодно. По большей части они думали в пользу прибыли или финансов и только мама иногда давала волю эмоциям. В такой день мне казалось, что я попала в сказку и боялась, что мама скоро уедет или ей позвонят с работы и тогда она снова останется одна. Она отпускала всю прислугу на выходной и весь день мы играли, пекли печенье, не было никаких уроков и занятий. Это был своеобразный глоток воздуха, которого совершенно не хватало мне как маленькой девочке. Уснуть я смогла только рядом с пунктом назначения, поэтому выспаться мне не удалось. В снятом доме, чтобы нам не было скучно и так одиноко, гостей встречала маленькая породистая кошечка. Провожавшая нас мама, сразу же уехала дальше, вечером её ждали в Нью-Йорке. Римма вышла прогуляться по городу и осмотреть улицы. Я же осталась в гордом одиночестве. Ни улицы, ни выбранная мной комната меня не радовали, даже не смотря на то, что она была практически полностью идентичной той, которая была в нашем доме. Кошка, которую как оказалось после звали Лакки, играла с солнечными зайчиками, пытаясь поймать самый большой, прыгая из стороны в сторону, но у неё это не получалось и та на миг таилась, а после снова повторяла свою попытку заполучить желаемое.

– Лакки.-тихо позвала её я, – Лакки, иди сюда.

Животное не заставило себя долго ждать. Забросив своё увлекательное дело, хоть и нехотя, пушистое создание запрыгнуло ко мне на колени.

– Лакки, почему всё так? Что же это такое? Что же это за жизнь такая? Когда мы постоянно куда-то бежим, зачем-то гонимся. Где? Где причина? Почему мы не можем летать как птицы. Я бы хотела стать такой. Свободной и независимой. Но… Слово нельзя тяжёлой печатью давит душу и терзает сердце. Как будто я последний человек в этой жизни. Нет, это не эгоизм, это просто крик души. Это просто боль, та, которая в сердце, не помещается, рвётся наружу, терзая мысли и разум.-тихо произнесла тогда я, вытирая слёзы с щёк, а после уже громче добавила. – Лети! Лети моя птица счастья! Освещая мне путь в этом тёмном, чужом для меня мире.