Татьяна Михайловская - Крымский мост

– Значит, он вспоминал меня?

– Откуда же мне знать ваше имя? – вопросом на вопрос ответила Лариса Сергеевна.

Разговор как-то не получался. Потом Татьяна резко закрыла дверь купе и, торопясь, начала рассказ:

– Двадцать лет тому назад Виктор ухаживал за мной. Был он старше меня, но самое главное, что меня отталкивало – это его заячья губа и низенький рост. Как видите, я собой хороша, – она по-рысьи выгнулась, черный спортивный костюм выгодно подчеркивал ее округлые формы. – А вот душа оказалась с червоточиной.

На протяжении всего рассказа она казнилась, выказывая недостатки воспитания, высмеивала себя, своих родителей, сумевших внушить девочке, что ее красота – это уже счастье. А душа её плакала горькими слезами.

– Что же произошло?

– Я лишь спустя несколько лет поняла, что мимо меня прошла большая, верная любовь. Знаете, есть такие люди, которые всем готовы сделать добро. Щедро, всей душой. Виктор был таким. Я, видимо, тоже любила его, хотя мои поступки шли вразрез с моими мыслями, с правилами этики. Я не отниму у вас много времени, хотя после смены у меня его уйма.

– Училась на первом курсе строительного института. Он был на последнем курсе. В конце года в нашем общежитии появился Вадим. Был он статен, синеглаз, черноволос и курчав. Форма военного летчика очень шла ему. И рот… Рот был красивым. Сами понимаете. Я оказалась на распутье. С одной стороны Виктор – с его любовью и… заячьей губой, с другой – красивый, легкий Вадим. И я ушла со вторым. Полгода прошли в любовном угаре. Я была куклой, которой играли, похвалялись друзьям. Вскоре родилась девочка. Я назвала ее Викторией. Победа. Мне казалось, что я достигла в жизни всего. Но это были цветики. Девочка росла слабенькой, постоянно болела. Недосыпания, ежедневная, ежеминутная тревога за малышку сделали меня раздражительной, равнодушной ко всему – к своему виду, к одежде, к людям, которых Вадим приводил после полетов. Видя меня такую, он все чаще оставался у друзей. И мы, как в море корабли, отдалялись друг от друга. Когда же девочка подросла и пошла в школу, я увидела, что мы с Вадимом совершенно чужие люди: он не понимал моих тревог, я не знала, как он жил эти годы. Вскоре узнала, что он давно и легко изменяет мне. Я металась. Искала выхода. Старательно склеивала треснувшую, как чашка, жизнь. Не выдержала, сдалась, ушла. И пришлось начинать все сначала. Институт-то ведь не закончила. Специальности нет, средств к существованию никаких, но очень хотелось, чтобы девочка не знала ни в чем отказа… Стала продавцом. Проворовалась. Пришлось платить. Пошла работать проводницей поездов дальнего следования. Познакомилась с одним. Пожалела его. Он перешел жить ко мне, и только тогда я узнала, что его жена лишена материнских прав. Теперь у нас четверо детей. Моя Виктория, как и я, рано вышла замуж. Есть внучка, муж внимателен. Все относительно устроилось. Но в душе пустота. Казню себя, да только слишком поздно умнеем. А по молодости думаем: жизнь длинная. Но уже ничего переписать на беловик нельзя. Сегодня увидела Виктора на этой станции. Все всколыхнулось. Прошло мимо мое счастье. И знаете, по-моему, и заячья губа его нисколько не безобразит… Но он не узнал меня. И немудрено.

Она достала из кармана брюк сигареты.

– Курите? – спросила Лариса Сергеевна.

– Да. Хотя и понимаю, что этого делать нельзя. Да ладно, одним пороком меньше, одним больше. Ох, как несчастлива я…

Поезд остановился. Татьяна поднялась и ушла помогать напарнице. А Лариса Сергеевна, слушая обычный при посадке пассажиров шум, думала о том, что каприз смазливой девчонки исковеркал две жизни, две судьбы. А, может, и больше?

Большая группа отдыхающих в ялтинском театре смотрела спектакль А. П. Чехова «Дама с собачкой». Всякий раз, когда Лариса Сергеевна перечитывала этот удивительный рассказ писателя, слушала его по радио, или смотрела фильм, спектакль, – она всегда плакала. Так созвучны были судьбы героев с ее собственной судьбой. После спектакля она тихо шла по набережной и слушала рассказ Виктора. Это спектакль, а вернее, Чехов заставил его душу раскрыться почти незнакомой женщине, что сидела рядом в театре, рассказать свою историю. Лариса Сергеевна не перебивала, не спрашивала, а он торопился, словно его не дослушают. Виктор говорил о том, как беззаветно любил девушку по имени Татьяна. Ради нее был готов на любой подвиг, на все…

– До сих пор не забуду, какой счастливой шла она по улице нашего города под руку с Вадимом. Слов нет, хороша была пара. Торжествующий взгляд Татьяны тогда растоптал меня. Как очнулся на берегу реки – не помню, лишь холодная вода отрезвила меня. Я уехал из города. Работал на стройке, в шахте. Но ни под землею, ни на высоте меня не оставлял ее образ. Женился почти в тридцать лет. Жена – отличный человек, любящая мать. У нас дочка растет. Жена знает о моей любви к Татьяне. И я ни разу не почувствовал фальши в наших отношениях. Но в сердце холод.

Простите, что вам, почти незнакомому человеку, я обнажил свою душу. Трудно человеку без любви. Очень. Надеюсь, ей повезло. Счастлива ли она? Очень хотелось, чтобы хоть у нее все было хорошо.

Лариса Сергеевна, вернувшись в родной город, рассказала супругу о Крыме, о лечении, о встречах на крымской земле.

– Твои новые знакомые будут писать? – спросил он, улыбаясь.

– Не знаю…

Однажды из почтового ящика достала письма, газеты. На одном из конвертов прочитала адрес: г. Симферополь… От Виктора. Короткое: «Это была Таня???» Значит, узнал…

Стоит ли ворошить прошлое? Стоит ли наждаком по сердцам? И она ответила так же коротко: «Нет, это была не она…»

Своего деда по материнской линии, Сулеймана, я никогда не видел. Я родился после войны, а он погиб во время войны. Но бабушка Фатима, которая воспитывала меня, тётя Тамара и моя мама, Елена, – все они говорили о нём с любовью, нежностью и даже с восторгом. Мама, правда, была немногословна – она не любила вспоминать прошлое, – но иногда она раскрывалась и рассказывала мне яркие эпизоды детства и юности, которые запечатлелись в ней навсегда.

Детство мое прошло в Москве, и лишь однажды мы все вместе – я, бабушка и тётя (мама жила в другой стране) – приехали в Крым, в Гурзуф, где предки наши жили на протяжении 300 лет, не менее. Меня, десятилетнего, подвели к низкой изгороди большого двора, в глубине которого был виден фасад длинного одноэтажного каменного дома, сохранившего еще следы величия и гармонии, несмотря на многочисленные постройки и пристройки. Этот дом когда-то построил мой прадед, богатый купец и винодел.