Array Сборник - Точки. Современный рассказ

Отмечу также аналитический, образный, энергичный стиль ее дипломной повести «Жизнь, рассеченная пополам». Вот, например, прозаическая трактовка Осориной гамлетовского вопроса «Быть или не быть?»: «В первые дни после смерти Гарри заманчивой мыслью казалось ей познать ускорение свободного падения. 10 этаж позволяет, а можно еще забраться на крышу 26-этажного дома – это будет около 80 метров. Она часами стояла на балконе, судорожно вцепившись в подоконник, и всматривалась в серость асфальтовой дорожки под окном. Ее манила возможность увидеть в полете секундную метаморфозу – преображение от большого прямоугольника асфальта до крошечной крупицы битума. А если повезет, то и до отдельного атома. Но кто его знает, что там, после отдельного атома? Может там ее ждет Гарри, а вдруг там нет ничего?».

Нина Кромина– городской житель, но умеет и любит писать о деревне – причем именно о нынешней, даже не погибающей, а уже почти погибшей деревне. Таков и представленный в сборнике рассказ «Скворцы». На этом материале у Кроминой порой рождаются сильные, трагические образы. Вот один, очень актуальный для нашего времени: «… на Красную горку у них все поля непаханые горели (…), переметнулся огонь на кладбище. Взметнулся он чуть не посередине, факелом поднялся, а Абдула, он теперь в сельсовете, можно сказать, один за всех, и говорит: «Это у вас Вечный огонь зажегся». А бабки, которые еще живы, запричитали и заголосили: «Знамение! Знамение!». А Нина, которая раньше на их порядке жила, а потом за овраг переселилась, сказала: «Это кому Вечный огонь, кому – Знамение». Рассказы и повести Нины Кроминой исполнены веры, что незащищенное, наивное добро так же нужно людям, как и добро, умеющее себя защитить. Потому что если в мире и происходит умножение добра, то всё же не от того добра, которое с «кулаками», а от того, что способно тронуть человеческое сердце.

Мир, изображенный Гюльнар Мыздриковой, близок миру прозы Д. Лондона и Э. Хемингуэя, с его суровой поэтикой и героями – немногословными, внешне грубоватыми, но внутренне отзывчивыми и надежными людьми. При этом автор вовсе не идеализирует их, она просто и наглядно показывает, как такие характеры формируются. Другая тема рассказов Мыздриковой – загадочные совпадения в жизни людей, которые ощущают потребность в любви даже в пустынных и диких горах Приохотья, где осуществляют геологическую разведку. Речь идет о двух мирах, определяющих жизнь человека – прошлом и настоящем. Герой рассказа «Два залива», хирург, оперировал много лет назад на Чукотке героиню другого рассказа Мыздриковой, «Песня про зайцев». Теперь они встретились на средиземноморском курорте, пытаясь припомнить, где они уже виделись. Оба живут Москве и даже, как оказалось, на одной улице. Здесь, на курорте, на берегу залива, доктор видит другой залив, Чукотку, полярное сияние. «Он не боялся медведей, ходил на рыбалку, откапывал занесенный снегом вход в дом, ждал первых лучей солнца весной и первых заморозков осенью. Но делал это как-то отстраненно, не отдавая всего себя этому. Он любил книги и вместе с героями проживал чужие жизни». Теперь же ему предстоит встреча со своей, настоящей жизнью.

Проза Алексея Контаря (Смирнова)тоже напоминает рассказы Хемингуэя и Лондона. Вошедший в сборник рассказ о снайпере, у которого даже название хемингуэевское – «Со всеми это кончалось одинаково», продолжает тему дипломного сборника Контаря – «Морские волки». Жизнь, описанная в этих рассказах, таит в себе много опасностей и лишений, но зато полна незабываемых ощущений. В рассказе «Дело-то житейское» герой, охотясь на Фиджи за кораллами, попал в отлив и не может вернуться на берег. Ему целую ночь надо продержаться на воде, стараясь, чтобы не отнесло в океан: «Сил больше не было. Я тонул. С каждым вздохом я заглатывал немного морской воды, выплюнуть ее обратно всю не было сил. Давно стемнело, я потерял из виду своего приятеля. Часов через шесть мне стало всё равно – умру я в океане или выплыву. Я лежал в черной и непрозрачной воде и думал только об одном: как будет больно моей матери». Но нельзя сказать, что Контарь – лишь эпигон Хемингуэя или Лондона, каких в нашей литературе было, наверное, тысячи, поскольку в повествовательной манере Контаря преобладает юмор. Есть у него и своя специфическая образная система, проявляющаяся, в частности, в его морских пейзажах: «Море было спокойно. Включив свои автопилоты, по океанской дороге ровно, как мишени в тире, шли груженные по ватерлинию океанские исполины».

Произведения Людмилы Комаровойв начале обучения на ВЛК были несвободны от влияния Зощенко, Хармса, молодого Булгакова. Но уже тогда они не являлись прямым подражанием классикам юмора и сатиры советского периода, скорее, их можно было определить как переходный период автора к собственной оригинальной прозе. Это ярко проявилось, в частности, в рассказе «Проездной». Героиню его, 45-летнюю женщину, доведенную до отчаяния хамством и злобой в транспорте, начинает тошнить какими-то маленькими экзотическими птицами с яркой окраской. Характерно, что окружающие ее люди нисколько не удивлены самим фактом появления изо рта у героини мертвых птиц, их больше интересует, как бы удалить женщину от окошечка кассы в метро, где она стоит. Всё это прекратилось лишь после того, как какой-то добрый человек дал несчастной женщине проездной на две поездки. «Женщина взяла из рук мужчины проездной и, загадочно улыбаясь, направилась к турникетам. Она шла, всё время оглядываясь на мужчину-благодетеля, и в какой-то момент ей даже показалось, что над его головой она видит свечение…». Комарова «подражательного периода» на этом месте бы и остановилась, но теперь она использует все «ресурсы» своего образа, разрабатывая его до конца. Рассказ заканчивается так: «… в шашлычных, расположенных неподалеку от станции метро, на которой пыталась купить проездной женщина, целых две недели продавали диковинные шашлыки от непонятно откуда взявшихся в Москве амазонских перепелов».

А рассказ Комаровой «Кровожадный народ» имеет прямое отношение к работе нашего семинара. В нем в юмористической, гротескной форме описано обсуждение «семинаристами» моего задания: «дописать» незавершенный рассказ М. Ю. Лермонтова «Штосс».

Если «Кровожадный народ» Комаровой написан по мотивам моего задания, то рассказ второкурсницы ВЛК Марии Ундрицовой“Фальтер” и есть выполненное задание, правда, на другую тему. Кому-то, может быть, покажется странным, что подобные семинарские опыты помещаются в сборнике оригинальной прозы. Но дело в том, что задание было очень сложным: описать то, от чего сознательно уклонился Владимир Набоков в своем известном рассказе “Ultima Thule” – состояние героя и причины, превратившие его из обывателя в человека, «познавшего суть вещей». Ведь произведение Набокова в каком-то смысле и держалось на «сознательном умолчании» об истине, которая открылась его герою Фальтеру. То, как справилась с этим заданием Ундрицова, говорит, на мой взгляд, о ее хороших творческих перспективах.

Читать дальше