Сергей Богатков - Социальная среда

– Так зачем ты меня ждал?

– Хотел узнать твое имя.

– И все?

Она не настаивает на ответе и, несмотря на то, что времени предостаточно явно торопится, чтобы не опоздать в институт.

– Знаешь, если бы мы не сели рядом на лекции по истории современного искусства, я бы тебя и не заметила. Ты, кстати, какую оценку за тест получил?

– Сто баллов.

Она удивленно смотрит на меня:

– Что, правда? Мне кажется мало кто смог получить больше восьмидесяти, там было очень много вопросов с подвохом. Конечно, особо никто не старался – все-таки оценка ни на что не влияет, но ты молодец!

Подобные лекции в нашем институте называют открытыми. Проводятся они раз в несколько недель и прийти туда может любой студент вне зависимости от факультета и курса. Явка на них не обязательная, поэтому аудитории почти всегда остаются полупустыми. Все зависит от того, кто именно преподаватель и что он будет читать.

– И часто ты на такие лекции ходишь? – спрашивает Света.

– На такие – нет, потому что я на психологическом факультете.

– А я думала, что на историю ходят только по рекомендациям своих преподавателей.

Света быстро доедает свой пончик и сидит, допивая кофе и все так же поглядывая на часы. Время истекает, ей нужно уходить.

– Спасибо за кофе, – говорит она. – Но пора бежать.

– Сейчас у тебя лекция по эстетике, а потом? – спрашиваю я.

– Что – потом?

– Какие планы потом?

– Ни-ка-ких, – отвечая по слогам, она одновременно качает головой.

– Тогда прогуляемся вместе?

Света снова делает глоток кофе и внимательно смотрит мне в глаза. Что она пытается разглядеть, мне остается непонятным.

– Ладно. Через два часа около входа, только не опаздывай.

Я все еще сижу, допивая чай и сквозь большое окно провожаю взглядом быстро удаляющуюся девушку. Одновременно представляю, что будет через пару часов. Мысленно я уже там, у входа в институт.

Мне двадцать три. На улице хорошая погода. Жизнь прекрасна.

Когда мне было восемь лет, мой отец неожиданно пропал. Он не вернулся домой в один из долгих зимних вечеров. До сих пор остается гадать, что же с ним произошло, и, наверное, по этой причине я отчетливо помню те дни, когда мама стала разговаривать со мной гораздо реже, перестала улыбаться и, уложив меня спать, уходила на кухню и сидела там в одиночестве. В нашей однокомнатной квартире стало невыносимо тихо без разговоров родителей, включенного телевизора и, казалось, что даже воздух пропитался какой-то тревожностью. Ночами я лежал и не мог заснуть, представляя маму, сидящую на кухне в полумраке.

Несколько раз выходил к ней посреди ночи и жаловался на бессонницу. Она шла со мной обратно в комнату, садилась рядом и тихо рассказывала какую-то сказку. В такие моменты я понимал, что она не стала любить меня меньше, чем прежде, или относиться как-то по другому. Просто замкнулась в себе, в своих переживаниях и тревогах.

Из дома незаметно исчезли фотографии с папой и, словно нарочно, избегались темы, связанные с ним.

Я постоянно молчал. От недостатка общения нашел утешение в книгах. В маминой библиотеке было только что-то из спецлитературы по психологии: книги про взаимоотношения, развитие мышления и памяти, управление сознанием, про оказание влияния на людей и русская классика. Я брал с полки любую и читал. Книги просто заменяли неизвестно кем отнятый у меня кусочек жизни. Прочитав одну страницу, я иногда неосознанно мог начать ее заново, совершенно не вникая в смысл.

Этот безмолвный период жизни пролетел, словно один миг. Сейчас воспоминания о нем похожи на грубый монтаж, из которого убрана большая часть событий. Бессонные ночи, невыносимое молчание, бессмысленные строчки текста. Здесь моей памяти практически не за что зацепиться.

Постепенно состояние мамы стало улучшаться. Она работала таксировщиком на местных транспортных маршрутах, целыми днями вбивала в компьютер данные и перекладывала бумаги с места на место. Временами готовила мой любимый вишневый пирог. Мы каждый вечер проводили вместе, и угнетенное состояние незаметно сменилось чем-то другим. В какой-то момент мама осознала, что дальше так продолжаться не может, что мне нужна ее любовь и забота. И потихоньку гнетущая атмосфера в нашем доме рассеялась. Однако склонность к чтению стала для меня привычкой, и каждый вечер перед сном я читал книги из домашней библиотеки, уже начиная понимать их смысл и проникаясь интересом.

Я начал снова гулять, общаться со сверстниками. Позже в моей жизни появилась одна девочка. С нового учебного года ее перевели в мой класс. Она пыталась наладить контакт с некоторыми ребятами. Но почему-то все разговаривали с ней очень неохотно.

Потом – я заговорил с ней.

Потом – мы стали вместе ходить домой из школы, и у нас нашлось много общих интересов. Мы делились впечатлениями от книг Лондона и Дюма, слушали одну и ту же музыку, ходили вместе в школьную столовую. У нас дома не было дома компьютеров и игровых приставок, родители не ездили на фордах или пежо, не баловали дорогими подарками по незначительным поводам. Мы оба любили читать и могли рассуждать о книгах бесконечно. Временами, начиная говорить, понимали друг друга с полуслова. Иногда тема разговора внезапно пропадала, в беседе повисала пауза, и мы на мгновение замолкали, поглядывая друг на друга. В такие моменты она всегда брала инициативу в свои руки и быстро находила новую тему для разговора. Поэтому мне было легко рядом с ней.

И чем дольше мы были вместе, тем сильнее во мне прорастало незнакомое ранее чувство какой-то легкой эйфории. Не знаю, чувствовала ли она то же самое по отношению ко мне или что-то другое, но очень скоро мы стали сидеть за одной партой на всех уроках. Как ни странно, одноклассники восприняли это вполне нормально, без подшучиваний и издевательств. Время, потраченное на дорогу из школы до дома, пролетало неумолимо быстро, даже когда мы никуда не торопились. Наши прогулки казались вполне естественным событием – утром вместе в школу, вечером вместе из школы. Но каждое мгновение этих прогулок в то время занимало в моей душе отдельный, свой уголок.

По прошествии множества лет образ девочки-которая-со-мной-заговорила, в моей памяти прорисовывается невероятно точно и детально.

Я забыл ее имя спустя долгие годы. Но наши прогулки помнил очень отчетливо.

Она знала многое обо мне, я – о ней. Ее родители вместе работали на каком-то заводе, стабильно, дважды в месяц получали зарплату. Она не засиживалась вечерами перед телевизором, не любила долго расчесывать волосы перед зеркалом, много читала, иногда помогала родителям готовить, училась на «хорошо» и «удовлетворительно». Носила простые футболки с разными надписями, обычные тканевые кеды, длинные волосы завязывала сзади розовой резиночкой. Ничего необычного в ее внешности не было.