Татьяна Зайцева - Сказки для девочек. Больших и маленьких. Мальчикам читать не рекомендуется

Сколько себя помню, я одушевляла всё, что меня окружало. В детстве я была убеждена, что даже неодушевлённые предметы испытывают те же чувства, что и я – любовь и привязанность, боль, обиду от невнимания, огорчение от разлуки.

Я и теперь не могу равнодушно пройти мимо брошенного кем-то цветка, не пристроив его в вазу с водой. Поневоле расставаясь со старыми вещами, мучаясь сознанием, что причиняю им обиду.

Как и многие я развожу на подоконнике цветы. Давно, перед рождением моей дочки, в моём оконном саду был кустик чудесных фиалок с тёмно-фиолетовыми цветами.

Их я особенно любила, и частенько разговаривала с ними, восхищаясь их красотой. И они, кажется, платили мне тем же, потому что пышно цвели круглый год, и радостно улыбались своими цветочными глазками.

Но вот родилась моя крошка. Конечно, теперь вся моя жизнь завертелась вокруг неё. Всё моё внимание и забота доставались только ей. Поливая свой сад на окне, стала я замечать, что фиалки как-то погрустнели, поникли, и закрывают один за другим свои глазки.

Вскоре и весь кустик засох. Долго ещё я не решалась выбросить сухую кочку, поливала её в надежде оживить. Но всё было напрасно.

Время шло, моя девочка подрастала. Стала я читать ей детские стишки. Особенно нам с ней нравилось «Федорино горе». Она внимательно слушала, следя взглядом за выражением моего лица и чутко реагируя на интонацию голоса.

Когда я радостно сообщала, что «…на белой табуреточке, да на вышитой салфеточке самовар стоит, словно жар горит. И пыхтит, и на бабу поглядывает…», она всегда расплывалась в счастливой улыбке, будто понимая, что трагические приключения бедной Федоры и её посуды закончились ко всеобщему удовольствию.

И тут я заметила, что глазки-то у дочурки тёмно-фиолетового цвета, совсем как у моих погибших фиалочек. Вот тогда я поняла, что засохли они от тоски и печали без прежней моей любви и внимания. А глазки свои подарили моей девочке, чтобы я о них помнила.

Как-то раз моя маленькая дочь спросила, зачем у нас столько старых вещей, которые уже ни на что не годятся. Настенные часы, которые бьют невпопад и то и дело останавливаются. Ломберный стол едва стоит на шатающихся тонких ножках, одна из которых вообще сломана. Бесполезная керосиновая лампа только накапливает пыль в своём рельефном узоре.

Да, согласилась я, тебе это кажется странным. Понимаешь, старые вещи служили нам долгие годы. К ним привыкаешь. Они хранят память о нашей жизни. Как можно их выкинуть? Вот послушай, какая история приключилась со мной однажды.

Я поздно возвращалась с работы, ехала в автобусе, устала и очень хотела спать. Чтобы развеяться, смотрела в окно на улицы и дома, мимо которых проезжала. На одной улице моё внимание привлёк старенький дом, из которого давно уже все выехали. Он стоял пустой и холодный с чёрными окнами.

Вдруг в одном окне я заметила слабый свет, который меня так поманил, что, забыв про свою усталость, я вышла из автобуса и пошла к этому дому.

Поднявшись по совершенно тёмной лестнице, я вошла в пустую квартиру. Дверь комнаты, из-под которой выбивалась узенькая полоска света, оказалась запертой.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я заметила рядом другую дверь, отворив которую вошла в комнату смежную с той, где горел свет. Так как внутри двери вообще не было, я смогла, наконец, удовлетворить своё любопытство.

У окна, опираясь на подоконник разложенной столешницей с драным зелёным сукном, стоял хромоногий ломберный стол, а на нём старинная керосиновая лампа с тяжёлым бронзовым корпусом в виде высокого массивного кубка, которая едва освещала комнату. Рядом со столом расположился большой, потемневший от времени буфет, дверцы которого были раскрыты.

Я разглядела на полках несколько тарелок и чашек с потемневшими трещинами и щербинками. На полу лежали большие круглые настенные часы с римскими цифрами на циферблате. В комнате раздавались тихие голоса.

– Буфет в доме необходим, – услышала я брюзгливый голос. – Люди пьют и едят каждый день, а для этого нужна посуда. И уж на моих полках её всегда помещалось достаточно и для будней и для праздников. Да ещё оставалось место для домашних припасов. Старые хозяева это ценили. – Его голос дрогнул, и щербатые чашки сочувственно звякнули. – Я, конечно, стар, но ещё крепок. А моя жизнь бесславно закончилась в пустом холодном доме!

– О, вещи живут долго, и помнят многое, – вступил в разговор грустный голос от окна. – Начал я свою жизнь в просторной гостиной, где собирались гости поиграть в карты. Потом времена переменились, исчезли гостиные, столовые и спальни. Если целая семья размещается в одной только комнате, в карты можно поиграть и за обеденным столом. Мне повезло, что за ненадобностью не сгорел в печке. Послужил столом письменным и даже чертёжной доской. Но из-за тесноты был водружён на шкаф, завален тяжёлыми узлами и чемоданами, и у меня подломилась нога.

– Сломанные вещи никому не нужны, – натужно прохрипела пружина старинных настенных часов. – И мы многое повидали на своём веку, отсчитывая время ещё с тех пор, когда бабушка и дедушка были молоды. Вместе с ними мы провожали их сына на фронт и приветствовали боем наших курантов его возвращение. Раз в неделю нас заводили ключом, похожим на крендель, что неизменно восхищало маленькую внучку. Мы и правнуков успели побаюкать, пока были исправны. А теперь мы брошены и забыты навсегда.

– А ведь люди даже не догадываются о наших чувствах! – воскликнула керосиновая лампа, мигая дрожащим от обиды огоньком.

Я боялась пошевелиться и обнаружить себя. Удивительным было не только то, что я услышала, а и то, что увидела. Ведь это были наши старые вещи. Я ломала голову над загадкой, как они оказались не у меня дома, а в чужой, совершенно незнакомой мне квартире. Они с детства мне дороги.

Почтенный буфет с красивыми старинными вазочками цветного стекла, прозрачными фарфоровыми чашками, и прочей, чудом сохранившейся посудой.

Мои любимые часы, которым так и не нашлось мастера для починки, и они теперь просто украшают стену. А бедный ломберный стол, на котором я пломбировала пластилином многочисленные дырки от кнопок, играя вместо уроков в зубного врача!

И, конечно, старая волшебница керосиновая лампа, побудительница моих фантазий. Хотелось бы знать, кто это их здесь бросил! Я не могла, потому что люблю их и бережно храню.

– Осторожно, двери закрываются! – неожиданно громко сообщил чей-то голос. Какие двери? Почему закрываются?