Владимир Гамаюн - Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях

Все это, кажется, витало в морозном воздухе: бесстыдство и целомудрие, опаска и доверие к нам. И мы были благодарны нашим женщинам за этот маленький стриптиз под полярным небом, усеянном звёздочками зарождающейся молодой любви, на маленьком островке, затерянном в просторах Охотского моря, на самом краешке Вселенной. В этот вечер в домах рано погаснет свет, а скрип кроватей подтвердит, что маленькая женская хитрость удалась, и цель достигнута. Теперь мужики надолго забудут о вербованных «давалках», как о тяжком, но уже прощённом грехе, и в семьях вновь будут мир и лад. И младые, незамужние девахи, рыбачки и технологи сегодня тоже одни спать не будут, увезли вербованных, и они опять любят и любимы! Они тоже уже простили нас и сделали нам ещё один праздник, а уж мы не подведём, глядишь, к весне и кто-то из девчат с «икоркой» будет, ну а кто-то к той поре, с божьей помощью, и отнерестится. У нас тоже всё как у людей, только вот места маловато, потому всё и знам. Ещё хочу сказать: да, правда, людей и земли у нас маловато, но это всё наше, а море? Оно и даёт нам жизнь, потому мы и есть люди моря, его дети.

RS. Единственным человеком на острове, обладающим правом безназанно и бесстыдно глазеть в незакрашенные окна женской бани, был водовоз Толя. Человеком он был, как сейчас говорят не совсем адекватым, высок ростом, худ телом, и кое кто из молодух под большим секретом, (для всего острова) баял о его половой мощи, ибо больше пяти минут «её подруга» якобы выдержать не смогла. Когда его в первый раз застукали под окном бани, все бабы, и стар и млад, прикрываясь деревянными шайками дружно высыпали на улицу, дабы всыпать этими же шайками бесстыжему греховоднику.

Толя не убегал, он даже обрадовался их появлению и только с восторгом и восхищением, широко раскрыв глаза разглядывал женские прелести. Когда его попытались побить, опять теми же шайками, вышла небольшая заковыка. Шайку ведь нужно было с начала отнять от, так тщательно прикрываемого сокровенного места, а Толя только и ждал этого момента. Постыдив и поматерив по матушке этого равратника, бабы проигравшие эту небольшую войну, стали отступать на исходные позиции, уже прикрывая шайками, свои розовые пышные тылы. А тут, как на беду, с бутылками зелена вина, в кусты за баню торопилась толпа мужиков, у них там был оборудован стол из большого плоского камня, а вместо стульев валуны да брёвна плавника, и даже от ненастья был сотворён небольшой навес из рубероида.

Увидев толпу голых женщин, они раскрыли от удивления рты, и чуть не пороняли драгоценную влагу. Вот это была картина! Островные мужики вовсю глазели на молодых девчёнок с рыбозавода, а их жёны по началу онемев от такой наглости, а потом забыв о том что они совсем «Ню», размахивая шайками кинулись на своих благоверных с воплями. Типа: «Чо козёл старый, на молодую потянуло»? От такого неожидного нашествия Амазонок, мужики рванули вверх по склону, верно рассудив что на самую верхотуру, на обозрение всему острову своих пыщных задниц, и того, чего и вовсе нельзя никому показывать окромя родного мужа негодяя, и старого гинеколога.

Быстро опомнившись, и поняв что и битву за нравственность проиграли и смешного позору огребли по полной, женщины толпясь ринулись в двери бани. Когда напарившись, намывшись и насмеявшись над своей дуростью они вышли на улицу, где на оглоблях своей телеги с бочкой, поджидая их, сидел всё тот же Толя, нимало не мущаясь. «Вы бабы на меня не ругайтесь, не то ваши мужики узнают много интересного про вас «Недотрог». Вот так дурак, простак!

– «Вы-то каждую ночь с мужиками «тешитесь», а мне что? Своему мерину под хвост «заехать»? Вы все меня хоть и считаете за дурака, но я ведь тоже человек, мужик. А вербованными я брезгую, пусть их Филипыч «пялит», а мне это дело за падло. Скоро полечу домой женится, а пока потерпите, от вас не убудет если иной раз на вас и погляжу, а то что болтают обо мне на острове, не верьте, я ещё в жизни женщину не имел. Вот тут-то бабы и поняли свою промашку в суждениях о человеке с которым за столько лет не удосужились даже поговорить, поинтересоваться. А ведь как трудно нормальному человеку, быть отщепенцем, изгоем и совсем одиноким. Поверьте мне на слово. А мы все заняты своими делами, своими проблемами, и даже поговорить с человеком который рядом с тобой, всё недосуг.

Одно я знаю, это то что после этого случая, жизнь Толи именилясь в корне, во всех отношениях. А женщины получив такой жизненный урок, вспомнили что от стыда можно покраснеть, и тоже стали мягче и добрее.

Меня постоянно тянет на эту тему, и мысль, что я про что-то не рассказал, или рассказал, но непонятно, заставляет опять пройти по этой, так волнующей меня, теме пройтись босиком, чтоб опять почувствовать каждый камешек, каждую песчинку на берегу того коротенького отрезка времени из моей жизни. Возможно, это ностальгия и не по острову, а по давно ушедшей молодости, но это и не столь важно, потому что я пишу о прошлом, которое было гораздо интересней настоящего, а если я пытаюсь заглянуть вперёд, мне станет не по себе, такого бедлама на земле ещё не было.

На остров мы приехали в марте и почти сразу угодили в последние зимние, или может в первые весенние шторма. В море ветру нет преград, и он хулиганит и буйствует, отрывая громадные ледяные поля, гонит водяные валы, сталкивая льдины, и играючи громоздя их друг на друга, создавая уже ледяные валы, торосы. Все эти хаотические нагромождения смерзаются, и вот он – готовый айсберг, угроза судоводителям не только обычных судов, но и ледоколов. Картина разгула стихии страшная, и не позавидуешь никому, попавшему в эту экстремальную круговерть.

У берегов картина не лучше, высота прилива порядка шести метров, но если ещё и ветер гонит к берегу волну, то это уже становится похожим на цунами, которое как бульдозер толкает всё это ледяное месиво всё выше на скалы и всё дальше по пологому берегу. Я первый раз в жизни наблюдаю такую картину, находясь почти на самой макушке острова, словно на ходовом мостике гигантского корабля, принимающего на себя всю мощь ударов стихии, и мне плевать на то, что творится впереди по курсу и вокруг моего корабля, хотя при мысли о тревоге «человек за бортом», у меня волосы встают дыбом.

Наш корабль-остров по-прежнему идёт вперёд, а я спускаюсь вниз к людям, матросам нашего экипажа, держась за скалы не только руками, но и всем телом впечатываясь в каждую ямку, цепляясь за каждый камень, трещину, кустик. Я чувствую, что ветер может оторвать меня от спасительной тверди, и как подушку забросить куда угодно.

Весь мокрый, исцарапанный, с бесчувственными от холода пальцами и обломанными до мяса ногтями, я наконец оказываюсь на островной палубе, где обстановка не намного лучше, чем вверху. Ветер бесчинствует, пытаясь снять с домов крыши и унести в море всё, что, на его взгляд, плохо лежит, или слишком мало весит. В такую погоду лучше всего сидеть дома, и слушать бессильное завывание шквального ветра с зарядами снега, с треском отдирающего доски с какого-то дома, или с чьей-то крыши.