Екатерина Саранченкова - Учение Кириллы Ивановича Простякова

© Екатерина Валерьевна Саранченкова, 2017

ISBN 978-5-4483-4322-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лет пять не видел я Александра Степановича, моего старого знакомого. Что послужило причиной нашей разлуки – не помню. Возможно, мой неожиданный переезд в соседнюю деревню или какая-нибудь небольшая ссора с этим вспыльчивым человеком… Знаю точно, что Александр Степанович своего адреса не изменил, и я решил отправить ему письмо со следующим содержанием.

«Александру Степановичу Грибнякову

деревня Р*** ***кой области, улица Речная, д. 3

Дорогой мой Александр Степанович!

Давно не получал я от тебя никаких известий. Как поживаешь? Как твоё здоровье?

Я часто вспоминаю нашу юность, проведённую бок о бок друг с другом. Помнишь, как ты, возвращаясь первыми осенними днями из университета, встречал меня в парке, где, забывая обо всем, делились впечатлениями уходящего дня и расходились уже с приходом сумерек, согретых последними лучами летнего солнышка. Как зимой собирались с друзьями (помнишь, Димку Пескова с Танюшкой, его сестрой) у кого-нибудь в гостях и коротали унылые январские вечера за приятной беседой, восхищаясь безграничности Димкиной фантазии… А весна? Пора мечты, любви и надежды! Всё цветет, все дышит вокруг! А мы с тобой, изо всех сил наполняя грудь свежестью, радуемся первым птицам, цветам и всему, чем наградила нас щедрая жизнь.

Но неужели все это осталось в прошлом… и сохранились лишь воспоминания?.. Как грустно думать об этом… Вот бы было здорово встретиться вновь, взбодриться новыми историями, обсудить старое!

Если для тебя наша дружба так же дорога, как для меня, то пиши, приезжай. Мой адрес теперь известен тебе. Коль чем обидел – прости!

До встречи!

Твой Евгений Васильевич Самородин»

И что вы думаете? Через несколько дней на мой адрес приходит телеграмма. Переполненный любопытством, читаю:

«ухожу отпуск приеду тебе завтра Александр Степанович»

Думаю, вы и без моего описания понимаете, какое чувство я испытал в тот момент! Одновременно смешались удивление, волнение, недоверие и непонимание, и все это произошло так молниеносно, что не знаю, в каком порядке сменялись эти ощущения. И наконец, восторжествовала радость от полученного известия! Тотчас же я начал готовиться к приезду столь долгожданного гостя.

Знойное лето не даёт свободно вздохнуть природе вот уже третью неделю. Устав от жары, цветы в саду уныло опустили головки, пыльные тропинки лениво уходили вдаль, огибая сад и постройки моего участка. И я, изнуренный палящими лучами, очередную неделю сижу дома, проводя все это время за чтением книг, содержание которых мне известно еще с прошлого лета… Теперь же первым делом я принялся за облагораживание своей территории. И вот тропинки веселее побежали вперёд, сад освежёно вздохнул, и всё будто замерло в ожидании приезда гостей.

Звезды яркими крошечными огоньками усеяли небосвод, и сон окутал природу. Туман поднялся над рекой и заволок лес таинственной дымкой. Вечерняя роса освежила каждый листочек, каждую травинку, и казалось, что земля впервые за эти дни почувствовала облегчение. Все вокруг дремало, и лишь мысли неустанно кружились у меня в голове, не давая отправится в мир удивительных сновидений. Долго проворочался я в эту ночь на своей кровати, часто вставая и любуясь в распахнутое окно деревенским простором, бережно освещенным Луной и звездами.

Тем не менее, утром я встал с ощущением бодрости и готовности к чему-то особенному, что я чувствовал сегодня непременно должно произойти. Первую половину дня я никак не мог найти себе места в своём, впервые показавшемся мне огромным, доме. Казалось, что несколько сотен раз обошёл я все его комнаты, выходил на улицу в надежде найти отраду в тени садовых деревьев, но все было напрасно. И всякий раз тело мое невольно вздрагивало, когда раздавались шаги какого-нибудь прохожего… Ожидание становилось невыносимым, и чувствовалось, что силы начали оставлять меня.

***

Очнулся я от легкого трепетания меня за плечо. Что происходит? Где это я? В саду? В каком саду? Это мой сад? Да, это мой сад! И я, видимо, уснул здесь, на этой скамье. Да, мне тогда стало ужасно жарко, и усталость овладела мною. Помню. Но кто меня разбудил? И кто этот человек, стоящий передо мной и так весело улыбающийся? Он смеётся что ли надо мной?

Все это быстро промелькнуло у меня в голове, когда я приоткрыл глаза. И снова опомнился: человек? что он здесь делает?

Холод пробежал вверх по спине и достиг головы, отозвавшись легкими судорогами в конечностях.

– Евгений Васильевич, это я… приехал! – знакомый голос зазвенел в памяти, и сознание полностью вернулось ко мне. Поборов одолевшую меня слабость, я вскочил с места и бросился на шею своему другу! Несколько минут раздавались несвязные возгласы, сопровождаемые бранью, объятиями, смехом, всхлипываниями и рукопожатиями.

А уже спустя четверть часа Александр Степанович сидел, уютно расположившись на диване в гостиной, и мы в упор смотрели друг на друга, словно не веря встрече. Тишину нарушали только равномерное постукивание старинных часов, висевших в комнате, и бульканье закипающей воды в самоваре. Когда последнее прекратилось, я робко поднялся со стула, на котором сидел, и вышел на кухню. Вернувшись через несколько минут в гостиную, я застал своего друга все в том же положении, и поставил поднос с чашками, чаем и сушками на стол. Запах таёжного чая оторвал Александра Степановича от размышлений, и вскоре мы уже, забывшись, делились историями последних пяти лет, так беспощадно разлучивших нас с товарищем.

***

– На третьем курсе приезжает к нам в университет, – рассказывает Александр Степанович, – некий Кирилла Иванович Простяков, лектором на кафедру социологии. И не за его блестящие познания в области науки мы ценили профессора, а за тот опыт, которым наградила его жизнь и которым он с нами так щедро делился. И сколько же поучительных историй мы выслушали за те несколько месяцев его преподавания! Вот, кстати, некоторые из них. Восхищенный, я их тогда записывал в тетрадь после занятий, и теперь с удовольствием отдам их тебе – почитаешь на досуге; мне уже эти листы ни к чему – они свое дело сделали: истории не раз уберегли меня от ошибок и так крепко укоренились в памяти моей, что необходимости в чтении их у меня больше нет.

С этими словами Александр Степанович вынул из своего чемодана немного пожелтевшие листы, усыпанные ровными буквами его аккуратного почерка, и бережно отдал их мне. После этой сцены наш разговор снова оживился и не прекращался больше до самого позднего вечера, а может, уже и до раннего утра – этого никто не мог понять. И каждый из нас знал только одно – ещё столько нужно всего успеть сказать, а ход часов, казалось, все ускорялся и ускорялся и уже не был таким монотонным, как в тот час, когда мы только зашли в эту комнату с улицы и всё никак не узнавая друг друга, сидели здесь, не произнося ни звука. И как мы могли молчать? – спрашиваю я теперь себя, удивляясь.