Ирина Бочарова - Она, или Код ошибки Фортуны

Вернулся! Вернулся! Вот он идет по коридору, вот она его видит через стеклянные перегородки, ещё несколько секунд и она будет смотреть в его серые глаза, улыбаться ему, знать, что он здесь, пусть и за стенкой, но здесь, рядом с ней… хотя бы до конца рабочего дня.

И она заговорит, заболтает свою совесть, сумеет её выключить, хоть ненадолго, хоть на время!.. Зачем она читала эти книжки с идеальными героями, с их всегда правильными поступками?.. – они не сделали её счастливой!.. Зачем давала себе в юности жесткие обеты – никогда-никогда!.. никогда не влюбляться в женатых, в чужих мужчин?!.. Жизнь не любит обетов…

Зачем была в себе так уверена?..

Вот он, её грешная, виноватая любовь, вот он чужой мужчина – сидит напротив, смотрит чудесными серыми, любимыми глазами внутрь её обмеревшей души.

– Я знаю, что тебе сейчас будет больно, но я принял решение: не резать хвост кошке по кусочкам, отрубить сразу. Нам надо расстаться. Осторожнее!.. он же горячий!..

Рука Анны дернулась и кофе из чашки вылетело на свободу, окрашивая коричневыми пятнами безупречную голубизну рубашки Петра.

– Ну вот… теперь рубашку стирать… Не знаешь, кофе отстирывается?..

Как это называется в книжках?.. Комок к горлу?.. ни вздохнуть, ни выдохнуть… внутри только задавленный крик…

– Если хочешь мне что-то сказать, скажи, но смысла обсуждать я не вижу.

– … один вопрос… Почему?

– Почему?.. Да всё банально: не хочу тебя дальше обманывать, не хочу держать при себе. Ты же как пристёгнутая к моей ноге! У тебя есть своя жизнь, вот и вспомни о ней, наконец! Я не буду разводиться, ты это прекрасно знаешь! Да, любовь есть, это не мираж, и она никуда не делась. Я тебя люблю, это правда. Но я не хочу за тебя нести ответственность, извини. Я устал.

Петр посмотрел на пятна на рубашке, на застывшую Анну, на залитый столик и коротко кивнул.

– И ещё, один совет напоследок, вдруг пригодится… Отомри, пожалуйста!.. Эмоции! Эмоции! Живи эмоциями!.. Я смирился, чего уж… Но мне надоело вдувать в тебя жизнь… Найди себя, полюби себя, наслаждайся собой!.. Заживи своей жизнью, наконец! Ты такая классная, но ни знать, ни верить в это не хочешь… Ну, на этом и расстанемся. Пошёл отстирывать рубашку.

Пётр поднялся из-за столика.

– … что случилось там, в твоём отпуске? – голос Анну подвёл.

– Да ничего, собственно, не случилось. Отдохнул и решил. Прости.

Пётр отошёл от столика, но вернулся, хлопнул негромко большой ладонью по столу.

– Да, ещё одно… Ты уволена за срыв заказа, – повернулся и вышел из кафе.

Дурной сон не обманул.

Почему же она опять не поверила себе? Предчувствиям, верной, редко подводящей интуиции?.. Зачем уговорила себя, что сны – враньё, небылицы, думать забудь, дыши ровнее, всё будет хо-ро-шо… Нет, не будет хорошо. Будет, как она видела… Уже есть.

Кафе неспешно заполнялось. Пустых столиков становилось меньше, но к Анне никто не подсаживался. Посетители, отойдя от стойки, осматривали зал, выискивая знакомые лица и свободные места, быстро пробегались по её лицу и обходили стороной. Иногда пинали скомканную салфетку, слетевшую с неубранного стола.

«Надо бы её поднять, – думала Анна, – мешается». Слёзы капали в чашку с остатками кофе, оставляя на лице мокрую дорожку.

За окнами больших витражных окон Москву омывал дождь, прорвавшийся из низкого неба, несколько дней висевшего над городом. Дождь начался тихо, раздумывая, и постепенно набрал силу. Ручьи уже сливались в широкие потоки с запрудами, горожане искали обходные дороги.

Салфетка так и валялась на пятнистом полу.

В отсеке, отгороженном высокой прозрачной перегородкой, шумно рассаживалась компания. Несколько мужчин в деловых костюмах и две женщины, не сходные ни возрастом, ни видом, ловили на себе быстрые, недовольные взгляды – завсегдатаи маленького кафе шум не одобряли, чужое веселье редко кого радует.

Жизнь компании крутилась вокруг моложавой стройной блондинки, в которой Анна вяло и заторможено, но всё же узнала недавнюю попутчицу в метро.

Миниатюрная черноволосая девушка-подросток с черным боевым макияжем отчаянно пыталась играть роль крупнее второй скрипки, но сражение ею уже было проиграно.

Высокая женщина была одета в светлый узкий деловой костюм – не летний, как машинально отметила Анна, рассеянно глядя на компанию из-под полуприкрытых век – свет слепил, шум набатом стучал в висках. Ей бы встать и уйти, но тело обмякло, не подчинялось. Анна обессиленно сидела за столиком в одиночестве, никем не потревоженная.

Маленькая спутница, одетая в рваные джинсовые шорты, вылезающие из-под растянутого джемпера, и косуху, закинула ноги на соседний стул – к чёрту офисные церемонии! – и с пристрастием рассматривала свои ногти.

Блондинка достала из сумки-портфеля папку с бумагами, бросила быстрый взгляд на стройные ножки в плотных чёрных колготках и рыжих тяжелых ботинках своей помощницы, и, обходя каждого за столом, разложила перед ними листы. Мужчины принялись изучать документы, деловито сводя брови и время от времени обмениваясь репликами.

Высокий молодой человек лет 35-ти, проскочив было мини-переговорную, вернулся и, просунув голову в открытый проём, что-то весело сказал уткнувшейся в бумаги компании, чем вызвал растерянность блондинки и ступор у мужчин. Молоденькая брюнетка рассмеялась, вскочила, и, схватив молодого человека за рукав, стала затягивать его внутрь помещения.

Посидев ещё немного, Анна собралась с силами, подошла к стойке, отрешенно постояла в очереди из трех человек и с большой чашкой крепкого кофе вернулась за столик.

Верь снам своим, неожиданностей будет меньше.

Не поверила. Снова уговорила себя, что минует, обойдет, не случится…

Знаки, знаки, кругом были знаки, но Анна не захотела их видеть, отвернулась, как девчонка: закрыла глаза ладошками – и нет меня, не найдет горе, обойдет стороной.

Чего же она боялась потерять? От каких лишений отворачивалась? Работу?.. Петра?.. Бабушку?..

И без утрат-лишений несладко… Её грешная любовь – непосильная ноша, счастья ой как мало! Любить и знать, что виновата, виновата!.. Ну, теперь то всё определилось. Бросил. Сердце щемит, словно зажато тисками. Больно… А чего, собственно, Анна ждала? Одиночества сейчас не больше, чем вчера, когда сердце билось птицей в ожидании встречи. Обещаний никто не давал, в любви перед алтарём никто не клялся.

Любила, да… Любит и сейчас.

Но Анна-то знает, что Пётр прав, прав. Ей 28 лет, она одинока и несчастлива.

За короткими мгновениями урывочного секса, всегда больше торопливого, спешного, чем упоительного, тянулись долгие дни, часто недели офисных будней, когда немеешь оттого, что рядом, оттого, что не смеешь дотронуться, обнять, приласкаться…