Евгения Пастернак - 52-е февраля

© Жвалевский А. В., Пастернак Е. Б., 2014

© «Время», 2014

Тёмка облизнул пересохшие губы и еще раз проверил обойму. Три пули. Там, в полуразрушенном сарае, валялся убитый им снайпер, у которого наверняка и патроны оставались, и лекарства. И самое ценное – винтовка с оптическим прицелом. Если бы можно было снайперку телепортировать прямо в руки, он бы с первого выстрела заставил заткнуться пулеметчика на колокольне. Но чудес не бывает. Поэтому ему придется добежать под пулеметным огнем до сарая.

Тёмка решился, выдохнул, бросился вперед… и именно в этот момент отцовская рука хлопнула его по плечу.

– Все, заканчивай, домой пойдем!

Тёмка ничего не ответил, мрачно наблюдая, как на экране корчится его персонаж, которого дырявят пулеметные очереди.

– Жуть какая, – сказал папа из-за плеча.

Этого сын стерпеть не мог. Графика у игрушки была обалденная, а на компе местного сисадмина смотрелась вообще потрясно. Даже непонятно, зачем такой комп фирме, которая торгует сантехникой.

– Ничего не жуть! – сказал Тёмка. – Ты посмотри, как детали прорисованы!

– Что? – удивился отец. – Да я не про игрушку твою, я про вот это.

Пришлось оборачиваться и смотреть, где папа нашел «вот это».

Жуть творилась, оказывается, за окном. Мало того, что снег шел плотной стеной, так он еще и был горизонтальным. Тёмка автоматически повернул голову набок, а потом подумал: «Дубина! Надо не голову поворачивать, а монитор!» – и тут же обрадовался, что не ляпнул глупость вслух.

– Это не март, – вздохнул папа. – Это бесконечный февраль какой-то. Пятьдесят второе февраля.

Тёмка молча принялся выключать комп, а отец выудил из кармана мобильник.

– Алло, – сказал он. – Мы выезжаем… Ну намело, и что?.. Слушай, у меня все-таки «лендровер», а не твоя бешеная блоха, проедем.

Папа подмигнул Тёмке, но тот не улыбнулся даже на «бешеную блоху» – так папа обзывал мамину «реношку», автомобиль мелкий, но шустрый.

Тёмка никак не мог смириться с гибелью на самом финише уровня. Обиднее всего, что папа этого даже не заметил.

– Маааам! Ну мааааам! Я не могу не пойти, у меня чемп через неделю, нам еще формейшн доделать, еще шесть «восьмерок» не готовы. Подумаешь, снег!

Динка набычилась и уперлась лбом в окно.

Мама вздохнула и продолжила одной рукой жарить блинчики, а второй листать «Фейсбук». «Фейсбук» был удивительно однообразен. Родной город в фотографиях. В зимних фотографиях. В очень зимних фотографиях.

Тон комментариев к фото пока еще оставался восторженно-детским: «А у нас во сколько навалило!», «А у нас пять машин под окном буксует!», «52 февраля!». Но уже попадались и тревожные записи: «Водители, не суйтесь на улицу Красную! Пробка часа на три!!!», «Час не могу выехать со двора! Помогите!» и даже «Дорогая, не жди меня, я заночую на работе!». Последняя запись собрала около сотни «лайков» и вызвала самые веселые комментарии.

– Динка, позвони папе! – крикнула мама, едва не уронив телефон в тесто. – Спроси, он домой доберется?

Динка скривилась, но папе позвонила.

– Доберется, – буркнула она, войдя в кухню. – Он тоже сказал, что, подумаешь, снег пошел. И вообще, не может такой снег валить долго. Он кончится через полчаса, и я спокойно доеду.

Мама в очередной раз влезла в «Фейсбук». «Троллейбусы по улице Одинцова не ходят», «Пробка на внутреннем кольце», «А мы построили вот такого снеговика!».

Мама фыркнула. Снеговик был очень милый, приветливо улыбался небу и тянул вверх длинные снежные руки. «Подумаешь, зима!» – как бы говорил снеговик.

– Ладно, собирайся. Я тебя отвезу, – сказала мама, – покатаемся по снегу напоследок. Март заканчивается, теперь полгода снега не увидим.

Сначала Тёмка замерз, ожидая, пока папа откопает задние колеса своего внедорожника. Потом вспотел, откапывая передние. Потом принял участие в диспуте на тему: «Да он падает быстрее, чем мы его выгребаем!» – и снова замерз, потому что диспут был долгим, хотя и эмоциональным. Участвовали, кроме папы, трое соседей по офисному зданию. Папа призывал бороться и не сдаваться, соседи тыкали в сторону Тёмки лопатами и взывали к чадолюбию (Тёмке слово понравилось, он сделал в уме зарубку потом погуглить).

Наконец кто-то сказал:

– Митрюхин…

Эту фамилию Тёмка слышал от папы и его соседей по офисному центру часто и всегда с особой интонацией. Примерно так говорят «жаба» или «Гитлер». Но сегодня «жаба» и «Гитлер» прозвучали одновременно, создав впечатление чего-то особенно мерзкого.

Офис Митрюхина был совсем рядом с отцовским – дверь в дверь, – и все папе сочувствовали. Потому что Митрюхин, он… жабский гитлер, если не вдаваться в детали. Он постоянно всем вредил. Как будто специально.

Вот и сейчас он умудрился на своем приземистом «пыжике» въехать в самое узкое место – между мусорным баком и навсегда запаркованным «москвичом» – и там застрял. Погазовав минуту, он заглушил двигатель, вылез из машины и преспокойно отправился назад в офис.

– Даже на сигналку не поставил, – процедил отец.

– И правильно сделал, – поддержал его сосед. – Сегодня угонами будет заниматься только клинический идиот.

Может быть, случайно последние слова он произнес погромче и как раз в ту секунду, когда Митрюхин проходил мимо. Тот гордо вскинул голову, получил метелью по шее и скрылся в дверях. Оставшиеся посмотрели на машину Митрюхина. Она идеально закупорила выезд.

– Ладно, мы попробуем до метро добрести, – сказали соседи.

Тёмка по папиному лицу понял, что тому очень хочется пойти со всеми мужиками в метель и темень. Но он не мог тащить за собой ребенка. Да и на метро им с Тёмкой было совсем не нужно.

– Мы в офисе заночуем, – сказал папа телефону, – будем к утру… Да, полный транспортный коллапс…

Тут до Тёмки дошло, что они сегодня никуда не уедут. И он, соответственно, никуда не успеет. Тёмка плюнул на конспирацию («никогда не говорить о личных делах рядом с родителями») и вытащил телефон, на ходу набирая номер.

Телефон ехидно ответил «Ошибка сети». Тёмку затрясло от злости, но папа, к счастью, подумал, что это от холода, и потащил его в офис.