Елена Архипова - Конец света состоится при любой погоде

© Елена Архипова, 2017

ISBN 978-5-4485-0698-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нет, конец света где-то в трёх шагах – это точно. Раньше крестьянину достаточно было в феврале, на какого-нибудь там Фрола-ветродуя, помусолить палец и воздеть его к небесам, чтобы безошибочно определить: лето будет жарким. Сейчас же климат настолько разладился, что ни одна примета уже не действует, а наше традиционно жаркое сибирское лето разливается дождями, что твои тропики. И добром это кончиться не может.

Так рассуждала я, глядя в окошко на нудные струи дождя. Со мной явно были солидарны мокрая кошка и забытая во дворе старушка с мусорным ведром. Дело близилось к вечеру, но это обстоятельство нисколько не меняло намерений дождя идти до последнего. И так не хотелось мне выбираться из удобного кожаного кресла, из своего кабинета – и шлёпать по лужам к машине. Но давно пора было домой.

Я захлопнула ежедневник и уже было поднялась, как в дверь мелким горохом постучали, и в кабинет просочился Сашенька.

Когда «Экстаз» только-только открылся, и я металась от одной заботы к другой, разрываясь между бухгалтерскими счетами, работой с поставщиками и воспитанием своего небольшого коллектива, Сашенька сам явился ко мне прямо с улицы, как приблудный котёнок. Выглядел он жалким и просто горем убитым (как я потом узнала, только что закончилась очередная единственная любовь Сашеньки), но это не помешало визитёру нахально заявить, что он хочет работать у меня. Я откровенно рассмеялась: что было делать в магазине дамской одежды и нижнего белья этому субтильному существу неопределённого возраста? Но когда мы прошли с ним в торговый зал и заговорили об особенностях моего бизнеса, Сашенька просто ошеломил меня знанием самых последних тенденций женской моды, отменным вкусом и вкрадчивыми манерами, столь незаменимыми в общении с моими взбалмошными покупательницами.

Сашенька был моей гордостью. С ним я не знала никаких забот в управлении своей модной лавочкой: Сашенька держал в узде девчонок-продавщиц, мотался к поставщикам, привозя такой сногсшибательный товар и на таких льготных условиях, что я только диву давалась. В остальное время он неотлучно находился в торговом зале и так тонко ублажал капризных богатых тёток, что те от счастья едва ли не растекались по полу громадными лужами жира и уходили из магазина в полном восторге, увешанные гроздьями коробок.

Сашенька был моей головной болью. Судьба его не задалась, и трудно сказать, чего в ней было больше – трагичного или комичного. По молодости Сашенька мечтал стать модельером, но скоропалительно женился на глупо забеременевшей девке, забросил свои мечты о высокой моде и начал ремонтировать тепловозы на железной дороге, чтобы прокормить увеличивающееся семейство. Так протянулось бог знает сколько времени. Сашенька жил и мучился, сам не понимая – чем, пока в 35 лет не прозрел по воле случая и понял, что он – совсем другой, голубой, как майское небо. Переменить судьбу, уяснив причину, оказалось уже проще: Сашенька развёлся с женой и пустился в свободное плавание.

Как всякий неофит, он стал ну просто идейным гомиком и только что не ходил со спущенными штанами в качестве знамени. Он даже представлялся так: «Сашенька Толмачёв, гей по убеждению», чем повергал в дикое смятение неподготовленного собеседника. Однако на самом деле в Сашенькином тельце проживало большое сердце, требующее любви, и потому мой зам упорно искал свою мужскую половину. Примерно раз в полгода Сашенька страстно влюблялся – раз и навсегда. Всех фигурантов его сердца я уже и не упомню, но обычно Сашенькины связи заканчивались разрывами, причём бросали его. После этого Сашенька запивал и на неделю-другую выпадал в осадок, а я терпеливо ожидала его выхода из штопора. По-своему я любила и жалела несчастливого в любви гея. Частенько он приходил ко мне в кабинет и изливал душу по поводу мужской неблагодарности и коварства. Наверно, видел во мне родственное создание. Сказал бы мне кто-нибудь с десяток лет назад, что я стану выступать в роли жилетки для страдающего педераста… С ума сойти! Впрочем, последние несколько месяцев Сашенька плотно жил с каким-то мачо уголовного пошиба (тот даже пару раз заходил к нам в бутик), и я откровенно радовалась за него.

– Что-то случилось, Сашуль? – спросила я.

Сашенька помялся. Большие глаза его бегали туда-сюда.

– Ольга Сергеевна, я к вам с небольшой просьбой. Не могли бы вы ненадолго забрать к себе домой одну вещь?

Сашенька достал из кармана небольшую продолговатую коробульку и положил её на стол.

– Что-то случилось?

– Да ничего особенного. Просто мы с Толиком поссорились вчера из-за пустяка. Приревновал меня совершенно не из-за чего, ударил. Сегодня, конечно, будет всё нормально, но вот за эту штучку я боюсь – он её разобьёт или выкинет, – а она мне очень дорога. Осталась от одного человека…

И Сашенька тяжко вздохнул, являя собой эталон мировой скорби.

– Да ты не убивайся так: у вас же это не в первый раз. Ревнует – значит, любит. Давай сюда свою бонбоньерку. Как тучи рассеются – скажешь, верну.

Я сунула свёрточек в сумочку и поднялась. Сашенька пошёл впереди меня к дверям, на выходе остановился, виновато оглянулся, пожав плечами, и вышел.

К машине я мчалась без зонтика, пригнувшись, как на линии огня. Почти не промокла сама и не промочила туфли. Моя красотка, сиреневая «Вольво», была на ходу всего второй год, не подвела меня ещё ни разу, так что через несколько секунд, разбрызгивая веером воду из луж, я уже неслась сквозь дождь.

От Красноармейской до нашего дома было всего ничего, и если бы не обязывало положение, я вполне могла бы ходить на работу пешком. «Экстаз» стал для меня огромным сюрпризом. Ровно год назад, в мой день рождения, Володя привёз меня в пустое светлое помещение, где ещё остро пахло свежей краской, и сказал: «Ты хотела сама попробовать себя в деле? Вот, получай. Можешь открывать бутик, о котором столько мечтала. Всё, что понадобится, – на дизайн, на закупку товаров – оплачу без проблем. С днём рождения, малыш!». И я была в экстазе…

Новорусскую громадину, в которой мы жили, построили всего пару лет назад. Находясь в самом центре города, здание заслонилось от улицы стандартными хрущёвками, и потому в нашем дворе шума проезжающих машин слышно почти не было. Прямо из подземного гаража я поднялась в лифте на наш седьмой этаж и блямкнула в дверь. Открыла Дора Михайловна, няня Димки, которая уходила вечерами, когда я и Володя возвращались домой. Она была уже в плаще.