Александр Морозов - Московский Джокер

– Поздно уже.

– Чего поздно? Для Гарика скамейка в кустах – дом родной.

– Он что же, и дома не ночует?

– А чего там делать? – искренне удивился Виталик. – Ты же умный человек, Алекс, ты же можешь рассудить и сам. Ему дома нальют? Нет. А ночью, когда самое оно и подходит? Тем более. И не нальют, и на свободу не выпустят. Мол, подыхаешь, так хоть как человек, это они так считают, – как человек в своей постели и как отец семейства. А ночью-то, да на скверу – все угодья с ним. Кто-то из таксо вывалится без чувств, кто-то своим ходом доползет, время попутает, у третьего с бабой не лады, он и коньяк на груди принес. А Гарик спит чутко, ему без чуткости никуда. Горе-то размыкать и помогает людишкам. Ну, пошли?

– А он… выведет? На другого?

– А это уж как мы с тобой оперативку нашу засмолим.

– Так. И еще одно. Почему ты согласился?

– Кончай ментить, Алекс, я тебе добром говорю. Ты с трупом рядом сидишь, и полдома об этом уже знает. И на нем метка. Поставил я, но этого никто не видел. И формочки этой уже при мне нет. Отобрали заблаговременно. Ну, меня-то просто убрать решили, потому как я здесь, в этой истории, человек простой. Зашел, ему здрасьте, спасибо за визит – и по голове. А ты не то. На тебя это дело и выводят. А ты тут, понимаешь, просвечиваешь меня. Ну сделали, сделали мне предложение. Знали, за что хоботом зацепить. По дороге расскажу, если уж так тебе… А теперь пойдем, говорю. В ногах правды нет.

Надо было дойти до сквера, поговорить с Гариком. Причем сделать это как-то понезаметней, чтобы для Гарика, а может, и для всех троих, этот разговор не оказался последним в жизни.

Неплохо было бы и напиться. Впрочем, в присутствии покойника – это же кощунство.

В этом доме валить их не будут, как изволил выразиться Тимофеич. Но это не их дом. Чужой, за исключением того факта, что в нем проживал отличный мужик, Мартин Марло, погибший неизвестно за что. Что же погубило его? Пивная на Смоленской, к которой вроде тянутся некоторые нити, или тот факт, что он жил в доме, включенном в список до смешного всемогущей организации, Управления по эксплуатации? Алекс что-то читал про нее, кажется, только называлась она в статье не Управлением, а Дирекцией.

И тут раздался телефонный звонок.

– Ну, начинается, – тоскливо забормотал Виталик, – я же говорил, канать надо.

Как будто не он занимал эфир последние четверть часа.

Алекс снял трубку:

– Вас слушают.

– Мне нужен мистер Марло.

– А кто говорит?

– Я хорошо знаком с мистером Марло. Меня зовут Чарльз Харт.

– Добрый день, мистер Харт. Меня зовут Алекс, и я тоже хорошо знаком с Мартином Марло. Мне очень жаль, мистер Харт, но обстоятельства таковы, что я вынужден кое-что уточнить. Вы, насколько я понимаю, иностранец?

– Да, Алекс. Я гражданин Соединенных Штатов Америки. И я нахожусь в Москве по служебным обязанностям. Или, если это лучше выразить, нахожусь на службе у правительства Соединенных Штатов. Постоянное представительство ФБР в Москве – может, вы слышали про такое учреждение? Я – его сотрудник. Так могу я поговорить с мистером Марло?

– Я полагаю, мистер Харт, что это невозможно. Наш общий друг… его больше нет в живых.

– Как это произошло?

– Мне очень жаль, мистер Харт, но сейчас говорить об этом преждевременно. Сейчас обстоятельства его гибели выясняются.

– Вы сказали «гибели»? Так это убийство?

– Похоже, что так.

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Весьма вероятно. Но сказать что-то конкретнее я пока не могу.

– Алекс, я потрясен смертью нашего друга. Мы должны сделать все, чтобы найти тех, кто пошел на это. Вы согласны со мной?

– Согласен полностью.

– Сейчас я должен поговорить со своими людьми. Мы свяжемся с вами через двадцать минут.

В квартире на Маяковской Харт опустил телефонную трубку.

– Роберт, я отменяю свой отпуск. Марло убили.

– С кем вы говорили?

– Пока ничего не знаю про него, кроме того, что он сказал сам. Мужчина. Назвал себя Алексом, приятелем Марло. И мне показалось, какие-то звучки там слышались, что он находился в комнате не один.

– Что вы собираетесь предпринять, сэр?

– Вы, разумеется, остаетесь в моем распоряжении, О’Брайен. Нам нужно выяснить некоторые вещи, причем делать это придется быстро. Первое: направлено ли устранение Марло против нас?

– А против кого же еще, Чарльз?

– Да хотя бы против той группы, которую он представлял на встречах со мной. Или против самого Мартина Марло персонально.

– Или против третьего лица или организации.

– Совершенно верно. То есть против кого угодно.

– Или чего угодно.

– Что ты имеешь в виду?

– Такие дела иногда совершаются, чтобы предотвратить какие-то события. Скажем, этот наш связной узнал или хотя бы мог узнать что-то важное. Допустим, встретиться с кем-то, кто мог ему это сообщить. И чтобы такая встреча не произошла…

– Это ясно. Теперь второе. Надо немедленно встретиться с этим Алексом.

– А если это ловушка?

– Мы не занимались никакой противозаконной деятельностью. Другое дело, что само наше присутствие здесь кое-кому не нравится. Но, как здесь остроумно говорят, Боб, я не девушка и всем нравиться не обязан.

– Мне кажется это опасным, сэр. Я имею в виду не опасность официального преследования. Но, как меня предупреждали в Штатах, сейчас в России многие предпочитают решать свои проблемы, не обращаясь к властям. И мы совершенно не знаем, кто такой этот Алекс и что он делает сейчас в квартире Марло.

– И мы не знаем даже, что в точности произошло с Мартином. Если уж говорить честно, Роберт, то ничего мы не знаем в связи с этим делом. Не знаем главного: что все это означает? Может быть, и ничего, кроме потери ключевого для нас связного. А может быть, это начало крупной и чрезвычайно опасной для нас операции. А поэтому у нас с тобой нет выбора.

– Ты вот что, Виталий, – сказал Алекс, закончив телефонный разговор, – ты устраивайся пока сам. Давай времени не будем тратить. Мне нужно пока побыть здесь. Позвони через час. Тогда и к Гарику, может, подскочим.

– А если тебе сканать придется? Сам видишь, какая раскрутка пошла.

– На этот случай запиши еще один телефон. Спросишь Валентину. Можешь ей сказать все, что тебе надо будет сообщить мне.

– Свою берлогу бабе расшифровать?

– Если тебе покажется, что она под контролем или вообще не она, или просто нюхом почуешь, что дело не чисто, говори на дурака, лишь бы мне передали.

– Это как понимать?

– Это чтоб никто не понял, а только тебе было понятно.

– Так ведь надо, чтобы именно для тебя.

– А я тоже постараюсь понять. Вникнуть, так сказать, в твою душу. Что ты имел в виду, когда всех имел в виду. Усек?

– Ладно. Я обозначусь. А ты не прыгай, пока старт не дали, А то затеяли эстафету, понимаешь, по прыжкам в ширину.