Юрий Прокопенко - По следам Чернобыля. Былые надежды

– Вот если бы ты дотянул до этих времен, то наверняка остался бы директором института.

– Пусть они поперхнуться своим дурацким институтом и своей партией, – со злобой ответил Иван на реплику жены. Он с напряжением следил за событиями в Москве в эти дни.

Но много ни Иван, ни Людмила, ни их дочь Ирина могли и не знать. Как и их соседи по даче, они получали информацию из легальных источников, а таковыми был лишь телевизор. Отдельную отрывочную информацию удавалось услышать по японскому транзисторному приемнику, который Иван купил еще, будучи в Кабуле. И сейчас он, работавший на УКВ, был единственным источником связи с сопротивлением ГКЧП. Они тогда не знали, что Ельцин в экстренном порядке мобилизовал всех своих сторонников в верхнем эшелоне власти, самыми видными из которых оказались Руслан Хасбулатов, Анатолий Собчак, Геннадий Бурбулис. Коалиция рассылала по факсу воззвание «К гражданам России», а Б. Н. Ельцин подписал указ «О незаконности действий ГКЧП». Сопротивление приняло форму митингов, которые собирались в Москве у Белого Дома на Краснопресненской набережной и в Ленинграде на Исаакиевской площади у Мариинского дворца. В Москве возводились баррикады, распространялись листовки. Непосредственно у Белого дома расположилась, а в 12 часов с танка Ельцин обратился к собравшимся на митинг, где назвал случившееся государственным переворотом. На вечерней пресс-конференции ГКЧП, транслировавшийся по телевидению, отсутствовал В. Павлов, у которого развился гипертонический криз. Участники ГКЧП заметно нервничали; весь мир обошли кадры трясущихся рук Г. Янаева (А. Эрдман. Путч 1991 года: причины и последствия; А. Мельникова. Августовский путч 1991 года. РИА Новости).

В ночь на 21 августа танковые подразделения, контролируемые ГКЧП, осуществляют манёвры возле Белого дома. Группа «Альфа» отказывается брать штурмом Белый дом. В 5 часов утра Язов отдает приказ о выводе войск из Москвы. Днём 21 августа начинается сессия Верховного совета РСФСР под председательством Хасбулатова, которая почти сразу же принимает заявления, осуждающие ГКЧП. Вице-президент РСФСР Александр Руцкой и премьер-министр Иван Силаев вылетают в Форос к Горбачёву. Другим самолётом в Крым вылетают некоторые члены ГКЧП, пытаясь вымолить прощение. К концу путча в своих речах Ельцин смещает акцент с защиты законной власти Горбачёва на защиту «свободной России». Горбачёв возвращается из Фороса в Москву вместе с Руцким и Силаевым на самолете Ту-134. Члены ГКЧП были арестованы.

В Москве объявлен траур по погибшим. На Краснопресненской набережной Москвы проведён массовый митинг, в ходе которого манифестанты вынесли огромное полотнище российского триколора; А 23 августа в прямом эфире Ельцин в присутствии Горбачёва подписывает указ о приостановлении действия Коммунистической Партии РСФСР.

На четвертый день от начала путча, после столь мучительного ожидания конца, соседка Ивана по даче, пенсионерка Мария Сергеевна быстрым шагом прошла вдоль развалившегося штакетника Ивановой усадьбы и с воодушевлением, довольно громко для ее возраста прокричала:

– Танки вышли из Москвы. Слышите, гул на Ленинградском шоссе. Все, путч провалился.

Иван прислушался и действительно со стороны шоссе, что находилась от дачных участков не менее чем в трех километрах, доносился характерный глухой шум двигателей вперемешку с лязганьем гусениц.

– Что там такое? – спросил Ивана сосед справа. Он, казалось, был еще трезв с утра.

– Марья Сергеевна говорит, что танки выходят из Москвы. Слышишь, гул со стороны шоссе?

Сосед прислушался, помолчал и с удовольствием заметил:

– А я знал, что они долго не продержаться. Теперь вся надежда на Ельцина. Он крепкий мужик и не допустит возврата коммуняков к власти.

«Подумать только, какое единодушие, – отметил про себя Иван, – а где же вы были раньше, все эти годы, когда коммунисты были у власти?» Нельзя сказать, чтобы Иван не разделял со своими соседями радости поражения ГКЧПистов и его не охватывал небывалый энтузиазм, связанный с предстоящими переменами в стране. Но он отлично понимал, что все, что сейчас происходит, это всего лишь ожесточенная борьба за власть и как получиться дальше, это еще большой вопрос. На голоса и переговоры с соседями вышла Ирина, дочь Ивана. Ее муж Олег все эти дни был в Москве и принимал участие в столкновениях, происшедших в столице. Конечно, он тоже был за перемены.

– Пап, это, правда, что все кончилось?

– Марья Сергеевна услышала гул танков на шоссе. Говорит, что они покидают Москву. Включи-ка лучше приемник, может, найдешь там свежие сообщения.

– Пап, по любому надо ехать в Москву. Там такие события, а мы отсиживаемся здесь, на даче.

– Может быть, это и к лучшему. Только нас там и не хватало, – присоединилась к дискуссии жена Ивана.

– Ирина права, завтра утром и поедим. Сейчас такое время, что надо быть в центре событий. Собирайся, жена, все равно отпуск подходит к концу.

На следующий день, ровно в полдень Иван вез свою семью домой в Москву. На заднем сидении его «Москвича» сидели Ирина и Сэм. Последний был необычно возбужден, смотрел по сторонам и принюхивался к дороге через приоткрытое оконное стекло, будто пытаясь понять, куда его везут. Надо сказать, что этот удивительный пес неплохо ориентировался в обстановке на дороге. Однажды, когда Иван по дороге на дачу задумавшись, свернул с кольцевой автодороги в сторону Москвы, а не наоборот, как следовало бы, пес пришел в возбуждение, стал дергаться от одного окна к другому, показывая, что произошла ошибка, и его хозяин свернул не в сторону дачи, а, наоборот, в сторону Москвы. Иван похвалил тогда своего дружка, предложив ему успокоиться и на ближайшем развороте, на Ленинградском шоссе исправил свою ошибку. Завидя это, пес спокойно улегся на заднем сиденье автомобиля.

Чем ближе подъезжали к Москве, тем отчетливее был прием радиоволн в его автомобильном приемнике. Транслировали репортаж с улиц Москвы, слышен был гул толпы, радостные крики о свободе и демократии, некоторые подходили к микрофону и делились своими впечатлениями со слушателями. Да, действительно, это был массовый триумф, и народ все как один с воодушевлением воспринял победу демократических сил страны. Иван поймал себя на мысли, что и он чувствует то же, что и его сограждане и это вызывало в душе неизвестное ранее чувство единения и солидарности. Хотелось быть там, на улицах и площадях вместе со всеми, кто добывал эту победу.

Иван Белецкий рос слабеньким и болезненным мальчиком. Так, по крайней мере, казалось его сердобольной матушке, Ольге Григорьевне. Она часто водила его по врачам в детскую поликлинику, но те, как ни старались, ничего существенного в его здоровье найти не могли. Было общее мнение, что мальчику нужна усиленная диета. Но у Ивана был плохой аппетит. Скормить его обедом для его матери было большой проблемой. Один раз для улучшения аппетита ему прописали выпивать маленькую рюмку кагора, что он и делал с удовольствием, но не долго, так как спустя пару дней его старший брат Олег обнаружил в буфере запрятанную матерью бутылку и втайне осушил ее. Олегу тогда шел шестнадцатый год, и он вполне мог себе позволить это. Тогда для улучшения аппетита мать стала читать Ивану сказки из толстой книжки с глянцевыми листами и интересными картинками. Пока она читала, Иван поглощал сосиски с пюре или котлету с макаронами. Наибольшей эффективностью пользовалась сказка неизвестного автора под названием «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Эффективность этого чтива в отношении аппетита скорее всего объяснялась не захватывающим сюжетом, как того следовало ожидать, а непонятным для Ивана названием. Он никак не мог представить себе, как это возможно, пойти туда, не знаю куда, да еще принести то, не знаю что. Пока Иван размышлял на эту тему, его блюдо быстро исчезало.