Марина Воронина - Семейные ценности. Рассказы

– Что? – удивилась та.

– Замуж. Давай вместе жить.

Вытащил из портсигара папиросу, постукал по кулаку, табак высыпался.

– Ты же одинокая, я знаю. – Борис отшвырнул пустую бумажную гильзу. – За мной, как за пазухой, жить станешь. Я фартовый, так что…

– Шутишь, парень? За кого меня принимаешь? Потравил анекдоты и – право заимел, так что ли? – спрашивала она незнакомым голосом, в котором слышался и гнев, и насмешка, и бог знает что еще, неприятное и неожиданное, вроде как к стенке приперли и допытывают. – Я с ним, как с человеком, а он!.. Шуруй-ка мимо, да не показывайся больше мне на глаза.

– Ты чего? Я серьезно! Одену…

– Пошел ты, знаешь куда? Оденет он. Я, может, нищая и одинокая, но не настолько, чтобы каждому фраеру в невесты записываться. Вас тут много, я одна. Понял? Иди. Не хочу тебя знать. Фартовый нашелся…

Но было поздно. Борис закусил удила и решил, хоть сдохни, овладеть гордячкой. Раз за разом он подступал к ощетинившейся крепости, получал втыки, уходил оплеванный, но не сдавался: Оксанка сделалась его манией. Он уже не мог без нее жить. А упрямая баба этого не понимала. И отбрыкивалась, отмахивалась от навязчивого кавалера, ругалась и насмешничала, пока однажды он не приставил к ее горлу нож.

То утро Оксана не забывала никогда.

Закончив суточное дежурство, она не торопясь возвращалась домой. Пахло скорой весной, подталым снегом. Блестели на утреннем солнце насморочные сосульки. В березах потренькивали синицы и горестно, как обиженные дети, вскрикивали пролетавшие над головой чайки.

Больница была выстроена на отшибе, в конце острова, который так и назвали – Больничный, заменив прежнее пугающее название Собачий. Соединялся остров с центром широким, кряжистым, поставленным на два заваленных булыжниками быка, мостом. Неистовое течение било в деревянные стояки, разметывало по сторонам густую желтую пену. Каждый раз Оксана останавливалась на мосту и завороженно смотрела вниз на бурлящую реку. Вода словно бы уносила с собой усталость, ненужные мысли и переживания, бодрила для нового дня.

Там и поджидал жертву взбесившийся Борис. Потом он каялся, объяснялся, твердил про отчаяние и дикую любовь, и Оксана верила ему. Так оно и есть, понимала она, не повезло мужику, влюбился смертно и безответно. Но не простила, и не собиралась прощать.

Она смотрела на воду, напитываясь ее силой, как вдруг платок с головы слетел и к оголившейся шее прижалось лезвие. Не ножа. В серьезный делах Кошель пользовался более совершенным оружием – отточенным до тонкости бритвы хирургическим скальпелем.

– Я это, – хрипло задышал за спиной Борис. – В общем, так, красавица. Или выходишь за меня, или я тебя сейчас режу. Без вариантов. Соображай.

Оксана Михайленко хорошо знала местные нравы. Вариантов действительно не было. Она представила, как несут волны ее порезанное тело в Белое море, и подумала: не хочу, рано. По шее уже сползала струйка крови.

– Выйду. Убери, – как можно спокойнее, скрывая ненависть, произнесла она.

Через месяц произошло чудо: Оксана Михайленко забеременела. Отмороженные на скалах органы ожили под неистовым напором бешенного Бориса. Осенью родилась Татьяна. Через пять лет Елена. За два месяца до рождения второй дочери Кошель справлял прощальную гастроль.

Его шайку наконец накрыли с поличным. Самого при этом не было, но и таракану было понятно: загребут. И он из свидетеля переквалифицируется в обвиняемого, причем главного. А с ворохом статей, которые выложат на стол козырями, чалиться ему предстоит долгонько. И потому – гуляют все! В побег ударяться – себе хуже. Раз уж такая карта выпала – примем. Не сидел еще, что позорно. Теперь отметится.

Дома он эти дни ночевал редко, отчего свекровь Екатерина Алексеевна еще недовольней поглядывала на невестку. Она с первых дней была настроена против молодухи. Что такое! На восемь лет старше сына, расконвоированная – да на ней клейма ставить некуда! Еще и регистрироваться отказалась, цаца.

Что верно, то верно. Оксана так и не согласилась признавать вынужденный союз с Борисом семьей, хотя за детей была ему благодарна. Совместное проживание под воздействием обстоятельств – и хватит с вас. Что хотел, то получил. Если бы свекровь знала, что первенец носит материнскую фамилию, а в графе «отец» в метрике прочерк – бурю бы устроила не шуточную. Но та, не приученная к семейным разговорам, мало что спрашивала, и потому думать не могла, что за ее спиной может такое твориться. Способность свекрови всё вокруг воспринимать со своей колокольни, не интересуясь подлинной картиной дел, Оксана презирала. Но никогда не высказывалась. С того дня, как ее «взяли замуж», она везде и со всеми предпочитала молчать. Заводная, веселая хохлушка, которую даже лагерь не очень-то обтесал, перестала петь песен и не рассказывала баек. Уже не завивала волос на бумажные папильотки, а гладко зачесывала назад и наматывала кулей на затылке. Но, похудевшая, с запекшейся в глазах тоской, с мимолетными улыбками, она была красивее и притягательнее прежнего, и Борис ужасно мучился от ее нелюбви.

Узнав, что Кошелеву грозят этапы длинные и отлучка продлится неведомо сколько, облегченно вздохнула.

– Знаешь, Боря… Я не стану тебя ждать.

– Вот как, – сообщение не поразило. Кот из дома, мыши в пляс. Он знал, что когда-нибудь они с Оксанкой расстанутся. Не знал только, как. И вот – пришло. Сам ей открыл дорожку.

– Помоги нам съехать от матери? Если не противно возиться, конечно.

– Когда собралась ноги делать?

– Да хоть с завтрашнего утра.

– Уже замену нашла постель греть?

– Успокойся. Долго еще в хомуте ходить не захочется. Сыта, знаешь ли.

– Я любил тебя, Ксюха.

– Знаю. Если честно, ты был неплохим любовником. Иногда мне даже нравилось… А ты никогда не задумывался, почему я не сбежала, не придушила тебя темной ночью?

– Неужто смогла бы?

– Еще как!..

– Побоялась?

– Нет. Открою на прощание секрет… Я ведь бесплодна, Боря.

Он смотрел, не понимая, где тут юмор, и на всякий случай насторожился.

– Не удивляйся. Я еще в детстве всё себе на канале отморозила. С кем ни жила, забеременеть не получалось. Профессор один меня смотрел. Сказал – пробуй, девка. Шансов мало, но, может, явится чудо-богатырь и сотворит чудо, пробьет твой смерзший ком. Так что, спасибо, Боря. Заслужил ты меня, получается. Жаль, что выбрал не лучший способ… Теперь мы разбегаемся. Даю слово: ни отца, ни бабушки детей не лишу. Вырастут, сами определят, кто из нас плох, а кто не очень.

– Значит, кранты всему, что было?

– Ага, кранты, – улыбнулась Оксана. – Иди, Боря, своим путем. Воруй, мотайся по стране, устраняй конкурентов. Наша история – кончилась. Умный же, сам понимаешь. Тебе тридцать лет! Найдется баба, с которой ты станешь счастлив.