Анна Ефименко - Английская лаванда

Мередит ненавидел экстравагантность, ему чуялось в ней неумение принять действительность, непризнанные ошибки, выпячиваемые напоказ под видом «особого мировоззрения». Запоздалое раскаяние и даже оголтелый нарциссизм. Он привел викария, когда Клайв только связался с компанией журналистов, но младший тогда уже не слушал ни духовника, ни самого Мередита. Все это дела давно минувших дней, вот только бы и К. умел позволять другим идти своей дорогой. Клайв не умел.

Университетским эскападам суждено остаться в прошлом, а прошлое не должно преследовать М. чересчур болтливой тенью одного графомана.

Жди, жди, пока я снизойду. У Королевских ворот заняты все экипажи. Тянутые сумерки туманного меридиана, черные стариковские лапы деревянных ветвей, обращенные в студеное небо. Мередит знает, что в садах и парках лихих людей хватает. Злодей (выряжен как денди, с заиндевевшими серыми глазами, черными как смоль волосами и неизменной сигаретой во рту) строит козни, плетет интриги и все без оглядки выплескивает в печатные тексты, мстя за отказ терпеть всю жизнь общество его дутой интеллигенции рядом. Жди, жди, но я не вернусь к тебе больше.

Клайв женился на музыкантше.

Обсуждать новость было весело. Осьминожьи щупальца погрузились в паутину справок и домыслов, родословных корневых систем, бабушкиных бальных книжек. Кто бы мог подумать, что этот себе на уме, слегка отстраненный юноша, чуткий к печатному слову, бахнет такой вот матримониальный салют? Погоди, шептались по углам, вот увидишь: он будет тиранить и изводить жену. Он от каждого мало-мальски значимого успеха костенеет высокомерным; носит запонки с черными агатами, будто невесть какая творческая личность!

Отточив перо на романах про гомеровского Аякса, закинутого в современность, К. наконец возмужал, скинул полностью с себя авангард и направил все силы на серьезную литературу. Спустя три года рытья в криптах соборов на континенте, он окончательно порвал с религией и вернулся с неплохим текстом. Роман выпустило заметное издательство, для Клайва это был прорыв.

Мередит, как уже говорилось, закончил юридический факультет, получил чиновничью должность, пошел на научную степень. «Какое счастье, что у нас нет общих знакомых!» – думали оба. И исчезали миражами воздушные шары, таял и погибал парк аттракционов, уходили в зазеркалье торжественные клятвы.

На заре человечества М. тасовал карточную колоду с нарисованными девицами: горничные, певички кабаре, акробатки под куполом цирка. Последних было много. Они с другом выбирали фавориток разных мастей.

– И тебе нравятся такие актрисульки? – Мередит вынул из колоды шестерку треф с десяткой червей.

Две облаченные в прозрачные платья танцовщицы, по крайней мере, в неге своих одеяний более остальных соответствовали образу принцессы для мальчика. Клайв, пожав плечами, подумал: «Зато твои похожи на шлюх, пусть и царственных», но промолчал. Разумеется, друг симпатизировал пиковой даме (черное платье с высоким разрезом, масленый взгляд исподлобья) и пиковому же тузу (имперские алые мантии на банной наготе).

– Как будут звать твою невесту?

– Эрнестина. – Любимое имя Клайва из книг прошлого века открывалось белоснежным, филигранным и свежим.

– Эрнестина Эрншо?

– Тогда Кландестина, – подрастеряв уверенность, пришлось выдвинуть альтернативу.

– Кландестина и Клайв? Прелестно, черт возьми!

Родители Мередита сочетались браком в ненастье. Когда у них в Пайнс требовалось утихомирить К., сидевшего на табуретке и болтающего короткоштанными ножками в воздухе, ему подсовывали свадебное фото уроженцев Уэльса, и он часами внимательно рассматривал дождевые кляксы в черно-белой проявке и новобрачных, трогательно жмущихся друг к другу под зонтиком.

По пути из садов друзья поссорились. М. тянул на танцы, в бильярдную, водил на дебаты и собрания молодежи, представлял полным именем, сопроводив гигантской длины вступлением о многолетнем героическом братстве. Пока не имея каблучных ботинок, возлюбленный трефовой шестерки топнул ногой на опушке леса. Не пойду! К. канючил и ныл, шумел в папоротниках и упрашивал остаться дома, отмыть лицо душистым мылом от походной пыли, почитать перед сном «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына!» [3] Гомер, «Илиада». Перевод Н. И. Гнедича. , поиграть в шахматы. Когда аргументы иссякли, а жажда общества подгоняла М. вниз с горы, в приветствующий город, огни да огнива, пришлось изъявить намерение вовсе заночевать в лесу, с места не сдвинуться, застыть скорбным изваянием, прибегнуть к финальному устрашающему аккорду:

– Ты не посмеешь оставить меня!

– Да? – вспыхнул Мередит. – Интересно, почему?

Потому что таков указ Клеопатры, царицы Верхнего и Нижнего Египта, наследницы фараонов! Увы, шуткой впредь дело не решишь. Глаза Клайва впервые замерцали опасными льдинками. Осмелев в угрозах, он терял дыхание, и четкое зрение, и контроль, но только не дар речи:

– Что же ты иначе скажешь родителям?

Осознав права младшего, он не преминул ими воспользоваться, прибегнув к низкому шантажу. Вырастет в никчемную дрянь, семейного деспота, эгоиста.

И вот он вырос, и его больше не страшно оставить одного в лесу, в коварных папоротниках. Скорее всего, надо было так поступить и в тот раз. Можно подумать, у него был выбор! Странно замечать на фото: теперь К. здорово походил на своего отца. Дядя Уильям играл на пианино. Мередит занимался музыкой с гувернером-итальянцем и играл лучше друга в разы. Они бы с дядей Уильямом выгнали светлоглазика (можно подумать, у него был выбор!) дальше мусолить заветные карты (которые ему все равно не заполучить!) и играли бы на фортепиано вместе, в четыре руки, как взрослые. Взрослые, разбирающиеся в нотах, в партитурах. А Клайв пусть себе завороженно пялится под потолок, туда, где крепится капитель античной колонны, нарисованная на бумаге.

М. пыжился прослыть респектабельным и своим в доску единовременно, держал на полке классику равной с беллетристикой. Он широкой, когда-то пианистской ладонью хлопал себя по колену в ритме трех четвертей, в ритме вальса, и принимал как должное, и отторгал всей душой, и не думал вовсе, но напевал под нос:

Клайв женился на музыкантше

(Можно подумать, у него был выбор!)

Клайв женился на музыкантше,

На трюкачке, на циркачке.

Господа Мередит и Эрншо еще со времен студенческих попоек высоко ценили охоту в девственных северных лесах. Их чада в таких случаях делили общую детскую, уже трещавшую по швам, с двумя заброшенными в углу игрушечными лошадками, гнедой и серой.

– Причешемся! – хлопнул в ладоши Перси. – Фермеры затеяли ярмарку. Пока старики заняты охотой, негоже, чтобы детки кисли без развлечений, верно? А так как я с тобой, – он выдержал театральную паузу, – то тебе тоже дозволено пойти!