Игорь Летушов - Паника

Редактор Сергей Крутиков

Корректор Александра Ильина

Иллюстратор Артём Королёв

© Игорь Летушов, 2017

© Артём Королёв, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4483-9445-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

G.S. Посвящается

Это было нелепое видение, порождённое паникой, но в момент паники ты не чувствуешь её нелепости. Паника обладает собственной логикой и силой.

Впервые оказавшись в приёмном кабинете сельского стационара №_n_, новоиспеченный педиатр Иван Свободный, захотел посмотреть в лицо тому, кто звал себя Государством и выделил ему это помещение для работы с детьми; и поплакать.

Нарочно поспев к самому открытию больницы, за два часа до начала приёмного времени, Иван не ожидал, что вместо приятного setting [настроя], он соскользнёт в мучительные рефлексии с гарантией нервного срыва.

«Хорошее утро, просто ох… енное. Даже не позавтракал, как человек. Разогретые пирожки с ливером съел из киоска. Были они старые или нечистые, иначе бы она, эта женщина – он подумал «женщина», злобно поморщив нос, – она бы их не грела против моей воли. А ведь я её попросил: «холодные!».

«Куплю-ка я таблеток для пищеварения, а то что-то… – Иван шлёпнул себя рукой по лбу. – Аптека ещё закрыта!».

Для аффирмации он постарался не ощущать, как что-то в желудке клокочет и сосёт. И ему показалось, что сосания и клокотания действительно утихают.

«Ну посмотрим. – Он хмыкнул, стараясь забыть о пирожках с ливером, хотя беспокоил его исключительно ливер. – Посмотрим, как жить дальше».

Брезгливо подтащив затёртое кресло к письменному столу, Иван неудобно уселся, чтобы осмотреть пространство, в котором предстояло работать «до тех пор, пока всё налаживается… налаживается».

С каменным лицом он изучил облупленную поверхность стола, оценивая каждый предмет канцелярии, как нечто презренное. Всё казалось мерзким, отбрасывающим грязные тени, чужим и нечистым.

«Дырокол… сраный. Тетрадь… вонючая. Скрепки… дебильные. – Морщась, шипел Иван. – Ненавижу!».

Его глаза побежали по всей комнате. Пять на четыре метров сырости, оцепленные высоким потолком, выбеленными стенами с глубокими трещинами, умывальником и старинной мебелью, застывшей на полпути из бледной глубины.

«Это тупик. – Отчаялся он. – Захотели сразу меня сломать, волю мою, судьбу разбить. Да пожалуйста. Да ну и пусть».

Он посмотрел на тяжелый секретер и завопил:

«Господи, помоги мне! Как все почистить? Как?!».

Секретер-доходяга был забит пожелтевшей макулатурой. А шкафчики и настенные полки, облепившие его кругом, лопались от историй болезней, назидательных плакатов, различных карточек, старых бланков и прочего мусора. То тут, то там красовались пятна пролитой зелёнки.

«Вместо меня здесь могли усадить жирную помойную крысу, или запущенного знахаря, или бомжа. Но всё-таки решили меня. Ну спасибо им от всей души!».

Взглянув на ржавую кушетку, обтянутую бежевой тряпкой, засаленную пациентами, Иван что-то себе подумал и тут же побледнел.

Сомкнув веки, он решил ненадолго воздержаться от комнатного воздуха – ему вдруг запахло ужасным воспоминанием, которое стремительно всплывало, как фотография в кюветке с проявителем.

«Городской хоспис на улице Тенистой. Ивану 12 лет. Он с матерью навещает бабушку в последний раз. Тело её исхудало до костей, в глазах пустота и безумие. От страданий её выкручивает по всей простыне на высокой койке.

Мать отходит от изголовья, чтобы подвести испуганного сына, стоявшего чуть ли не в дверях, посмотреть на родного и близкого человека, которого почти невозможно узнать.

Пятясь всем существом, Ваня послушно подходит, но не близко.

«Ванечка, ближе, ближе. – Тихо просит мама, печально моргая сквозь растёкшуюся тушь. – Это наша бабушка. Погляди, кажется, она зовёт тебя.

Не успел Ваня обдумать услышанное, как вдруг старушка хватает его за воротник, подтягивает к себе и истошно хрипит:

«Не-надо было! Не-надо!..».

Иван пытается отстраниться, но первобытный ужас парализует ему конечности.

Исторгая кислое зловоние внуку в лицо, старуха мёртвым голосом повторяет, переходя на крик:

«Не-надо! Не-надо! Зря! Очень зря!».

В затуманенной голове бедного мальчика всё исчезает, и он падает в пропасть.

Придя в себя, Ваня открывает глаза и видит свою расслабленную руку, раскидисто лежащую на холодном полу. К ней со стороны плеча медленно подбирается алая лужица крови. Он сразу понимает, что грохнулся, и вместе с этим в затылок клином врезается колючая боль. Не успев отреагировать, он опять теряет сознание.

«Это она про медицинский тогда. Точно! Не надо туда поступать, не надо! Зря будешь учиться, очень зря! – Вот что бабуля видела перед смертью!» – Заключил Иван после погружения в прошлое, всё так же обходясь без кислорода.

Ему становилось всё хуже. Лицо позеленело, на лбу выступили холодные липкие капли. Противное чувство тошноты галстуком сдавило шею и повисло на стучащей груди.

«Это пройдёт, если задуматься о чём-нибудь прекрасном». – Понадеялся Иван и, зажмурившись покрепче, усиленно постарался что-то представить. Но ничего не выходило.

В голову лезли сначала цветы, затем горящий крест, какие-то известные портреты и пейзажи, потом сцены из кино и рекламные ролики; сумбурной чехардой вразброс рождались: водопад, разные рыбы, дикие животные из документальных передач, чоппер на фоне заката, дорога, встрявшая в горизонт, фотографии голых женщин и полезных продуктов из журналов «Playboy», «Men’s Health», «Lolita» и всякое такое.

Вконец отчаявшись, он решил смузицировать что-нибудь в уме. Сразу заиграла «Маленькая ночная серенада» Моцарта и, озвучив весь этот хаос скупого воображения, моментально вызвала рвоту.

Бедолага наклонился над урной, которую вслепую успел вытащить дрожащими руками из-под стола, раскрыл испуганные глаза и его, не дышавшего около двух минут, дважды обильно вывернуло. Третий позыв оказался наиболее сильным и продолжительным. Не в силах бороться с дыхательным рефлексом, Иван захлебнулся отвратительной субстанцией, отбросил ведро и, упав на четвереньки, около десяти минут боролся за спасение собственной жизни. И победил.

За окном было достаточно тепло. До марта оставалась ровно половина месяца, и солнце уже выглядывало зелёную весну. Но любоваться светом приветливой улицы Ивану не приходилось – окно в кабинете было закрашено синей краской почти до потолка, как в школьном туалете, куда в детстве он терпеть не мог заходить по соображениям гигиены.