Сергей и Дина Волсини - Лизаветина загадка (сборник)

Удивительный это был ребенок. Я познакомился с ней еще до того, как встретил ее родителей. В один из дней она вдруг очутилась около моего стола, не спрашивая, забралась ко мне на колени и оглядела ворох рукописей и бумаг:

– Что ты тут пишешь?

Еще не придя в себя от удивления, я попытался что-то объяснить. Обдумав мои слова, она спросила:

– А сказки пишешь?

– Нет, сказки не пишу.

– Эх, жаль, – вздохнула она. – Сказки мне бы пригодились. Может, напишешь? Хотя бы одну? Для меня?

– Ну, может, и напишу.

– Про маленькую розовенькую собачку, ладно?

– Ну давай про собачку.

– А когда? Завтра напишешь?

Мы еще немного поговорили, и все это время она сидела у меня с таким видом, будто нигде ей не было так уютно, как посреди моих бумаг. Маленькая как птенчик, с длинными черными волосами и умным личиком, она водила пальчиком по моим рукописям, рассуждала и о чем-то договаривалась со мной со всей серьезностью, чем совершенно растопила мое сердце. Вскоре появился ее отец, и она побежала к нему. Так мы познакомились с Луиджи.

С тех пор мы часто виделись. Розалинда, или как ее называли здесь мы, русские, Розочка, скакала как мячик между родителями, то увязываясь за матерью, то прибегая к отцу, но все-таки с отцом она бывала чаще. А уж он в ней души не чаял. Никогда не звал ее по имени, только «tesoro», что означает у итальянцев «сокровище», носил на руках, кормил из своей тарелки, катал на каруселях, учил плавать, укладывал спать и сам сидел рядом, отгоняя мух, одним словом, проявлял всю нежность, которую не мог позволить себе с женой. Ко мне Розочка относилась с необъяснимой теплотой и, как и в первый раз, частенько забиралась ко мне на колени, рисовала на моих бумагах или затевала еще какую-нибудь шалость. Родители ее не ревновали и как будто уже привыкли, что она могла оказаться у меня на руках. Луиджи даже делал ей замечания, но так мягко, что она пропускала их мимо ушей, да и я был не в силах противиться этому трогательному существу. Она была как ручной зверек, юркая, ласковая, совсем не капризная, хотя и любила втянуть в свою игру – всякий разговор с ней завершался обещанием покатать ее на качелях, или поиграть в прятки, или принести конфет, или спеть песенку, и поскольку я был по большей части занят, исполнение желаний выпадало на долю Луиджи, который только и успевал то кукарекать, то прыгать в бассейне дельфинчиком.

Когда в отеле не осталось никого, кроме нас да поляков с арабами, мы стали держаться теснее. Зайдешь в ресторан на завтрак, а там уже сидят знакомые лица, и неловко садиться за другой стол, как будто ты чем-то обижен. То же за ужином, и на прогулке, и за чашкой чая перед сном. Мне некоторая обособленность была еще простительна, как-никак я работал, к тому же, был здесь без семьи, но они были вместе почти всегда. Луиджи все больше играл с дочкой, а Анастасия как будто поселилась в семье Николя; куда бы ни направлялись они с женой, она шла с ними, и, кажется, они были не против ее компании, во всяком случае, Николя уж точно был только рад – частенько его можно было увидеть красующимся перед ней на пляже или выходящим из бара с улыбкой до ушей и с коктейлями в обеих руках, для двух дам. Для меня было очевидно, что между ними что-то происходит. От завтрака к завтраку я подмечал про себя, что Анастасия с каждым днем выглядит все краше и смеется все звонче, а Кармен становится все тише и грустнее. Невозможно было не видеть двусмысленных взглядов, которыми перебрасывались Николя и Анастасия, нельзя было не удивляться ее громкому дразнящему смеху и его самодовольному лоснящемуся лицу. Наши беседы за столом теперь сопровождались туманными намеками и длинными паузами, я все чаще чувствовал себя неловко рядом с ними и старался их избегать.

В один из дней мы сидели, как всегда перед полдником, на веранде, устроенной на крыше первого этажа. Я правил утренний текст, Луиджи дремал, сидя на диване, Розочка мурлыкала у него за спиной, устроившись на подушках и сооружая бумажную шляпу у него на голове. Отсюда был виден и весь наш пляж, и густое изумрудное море, и длинная полоса аллеи, но мы так привыкли к этому пейзажу, что уже не ощущали того трепета, который испытали, поднявшись сюда впервые. Я приходил сюда, чтобы, для разнообразия, поработать на воздухе, Луиджи составлял мне компанию, потому что других развлечений в этот час у него не было, а Розочка ждала мороженого, которое выносили в буфете ровно в пять часов. Нашу мирную дрему нарушило появление Кармен. Мы никогда не видели ее такой – она вбежала в двери и оглядела нас встревоженным взглядом:

– А Николя разве не с вами?

Он сказал ей, что хочет поговорить о чем-то со мной, и вот уже больше двух часов, как пропал. Бедняжка не могла скрыть отчаяния, увидев, что вот он я, сижу на месте с самого обеда и про Николя слыхать не слыхивал.

– А Анастасия? Где она?

Луиджи пожал плечами.

– Она, кажется, говорила, что собирается в спа-салон. Да, точно, она на массаже.

– Да нет там никого, на вашем массаже! Я только что там была!

Она бросилась назад к дверям, но прежде чем выбежать, пробурчала, бросив взгляд на Луиджи:

– Сидит тут, в ус не дует! Нормальный мужик вскочил бы да побежал жену искать!

– Что она сказала?

Я только руками развел.

Розочка тащила нас вниз, к мороженому. Хотя было еще не время, Луиджи уступил, поднялся, ворча, с дивана и хотел взять ее на руки, но она не успокоилась и принялась уговаривать теперь меня – ей хотелось, чтобы мы обязательно пошли все втроем. Мы спустились в буфет. Кармен сидела там одна.

Наконец вынесли мороженое, скоро появились и двое пропавших. Они шли вместе, Анастасия, раскрасневшаяся, наэлектризованная, с горящими глазами, пришла в буфет первой, Николя шаркал шлепанцами позади, как всегда неспешный и беззаботный.

– Где вы были? – спросил Луиджи.

– В беседке, – она показала наверх. – Смотрели в телескоп.

И тут же отвернулась от него, показывая, что не желает никаких расспросов.

Беседка стояла на самой верхушке нашего отеля. Я тоже однажды поднялся туда и не обнаружил ничего примечательного – засыпанная сухой листвой и пылью деревянная беседка, раскаленные солнцем скамейки, на которые не присесть без того, чтобы не обжечь зад, и старый как век телескоп. Конечно, вид оттуда открывался впечатляющий – широкий, гористый, красивый и без всякого телескопа, который вдобавок ко всему не чистили, но на нашей веранде и вид был не хуже, и диваны мягче, и кофе приносили.

Анастасия уже говорила что-то Кармен, слышен был ее смех, а та сидела как пришибленная и молча смотрела на нее и на всех нас. Один Николя как ни в чем ни бывало почесывал пузо и рассуждал о бренном:

– Я хотел вишневого с печеньем. А нету. Зато лимонного сколько хочешь, этой кислятины всегда навалом. Все, ребята, с мороженым теперь проблемы. Как бы и с едой не случилось то же. А то плакали наши ребрышки на гриле…