Ирина Дорфман - Очень средний кризис. Не очень среднего возраста

***

Когда приезжаем в гости, поселяемся в чужом доме, обычно нам там все чуждо, странно, все как-то не по-нашему. А вот интересно, если бы дано было нам «вселиться в дом Господень», как сказано в 22 псалме, нам там тоже все было бы неудобно, непривычно? Как бы сделать так, чтобы в доме Господнем все-таки жилось хорошо…

***

Похоже, детоголики действительно существуют. Например, я. Они отличаются от правильных любителей многодетности тем, что им хочется именно МАЛЕНЬКОГО ребеночка. Не просто ЕЩЕ ОДНОГО ребенка, а МАЛЕНЬКОГО. А вовсе не впрягаться в бодягу на 20 лет. Т.е. как со всякой страстью – сначала удовольствие, а потом расхлебываешь.

***

Насколько все-таки искаженно мы помним все цитаты, даже когда-то запавшие в душу. Вот, например, хрестоматийное: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют» (1 Кор. 6.9—6.10). Когда приводят эту цитату, обычно из нее выдергивают блудников, мужеложников и прелюбодеев. Собственно, на этой цитате обычно и строится резко отрицательное отношение к мужеложеству. Но ведь тут же рядом стоят и пьяницы, но их почему-то никто от Церкви не отлучает, и даже как-то не особенно порицают. Да что там пьяницы. Злоречивые! Кто, размахивая этой цитатой, помнит этих злоречивых? Обычно как раз злоречие и происходит при рассуждении, кто наследует Царство Божие, а кто нет. А ведь в этом отрывке апостол хотел сказать вовсе не об этом! Он писал о тяжбах между христианами и осуждал их за мелочность и прочее недостойное поведение. «А вы, когда имеете житейские тяжбы, поставляете своими судьями ничего не значащих в церкви. К стыду вашему говорю: неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими? Но брат с братом судится, и притом перед неверными. И то уже весьма унизительно для вас, что вы имеете тяжбы между собою. Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? для чего бы вам лучше не терпеть лишения? Но вы сами обижаете и отнимаете, и притом у братьев. Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют?» (1 Кор. 6.4—6.9). То есть это просто размышления о правильной организации земного внутрихристианского суда, а праведные и неправедные тут просто, так сказать, к слову пришлись. Это не значит, что тут не содержится боговдохновенной истины. Просто мы почему-то привыкли воспринимать ее усечённо, и от этого – искаженно. Просто всякий раз, когда мы захотим порассуждать о праведных и неправедных, нужно держать в уме этих злоречивых и стараться не попасть в их число.

***

Как бы научиться любить жизнь как таковую? Вот читаю в Евангелии о воскресении мертвых, о вечной жизни, в которой не женятся и не выходят замуж, а живут, как ангелы на небесах. И почему-то не радостно, а как-то грустно. Как-то жизнь в целом не настолько привлекает, чтобы хотелось ее продлить, тем более сделать вечной. Отдельные вещи прекрасны, но что-то основное, самое существенное, что именно делает жизнь жизнью, пока не удалось почувствовать. Часто читала, что в каких-то экстремальных обстоятельствах, перед лицом опасности, болезни, смерти, люди начинают особенно ценить жизнь и лучше ее понимать. Но обстоятельств таких тоже не хочется. И все-таки если нет любви к жизни, значит живу как-то не так, делаю что-то не то.

***

Смотрю на Колю и вспоминаю вечные детские радости: дуть в чашку с молоком через трубочку, кричать, глядя на небо: «Вертолет!!!». Помню все это, а порадоваться, понятное дело, не могу. Куда это все девается? И что появляется взамен этих бесхитростных удовольствий?

***

Вечером на даче так уютно светятся окна дома, если снаружи смотреть. Первый раз такое ощущение – уютные окна, а оказывается – мои.

***

Из всех божественных действий самым непонятным по своей жестокости мне иногда кажется вавилонское смешение языков. Ну, казалось бы, зачем языки-то смешивать? Зачем так много языков на свете? Ведь от этого одни мученья. Ну, был бы на всей Земле один язык, как было бы здорово. Но если подумать, изменение – естественное свойство языка. Все народы, живя достаточно далеко друг от друга и часто изолированные, не могли бы естественным образом сохранить один и тот же язык. А сделать язык неизменяемым теоретически было бы возможно, но это ограничивало бы творческую свободу человека. Все опять упирается в ту же свободу, все зло в мире, похоже, от нее.

Как бы полюбить эту свободу? Ведь свобода всегда чем-то ограничена. Безграничной свободы быть не может. Вот, казалось бы, красивый сад, подобный райскому. И внутри него можно делать все, что угодно. Есть, гулять, петь, плясать, любоваться. Но только в пределах ограды. И золотая решетка вокруг него. И ведь никому не понравится такая свобода. Все будут пытаться через ограду перелезть. Даже если там ничего хорошего нет. Даже если кто-то авторитетный скажет, что там ничего нет. Все равно все будут туда стремиться, и не будет счастья, пока туда не попадут и сами не убедятся, что там ничего хорошего. Таково человеческое свойство, какое-то основополагающее. Как его преодолеть? Непонятно.

***

Коля спрашивает: «Ну почему, почему мы не можем увидеть Бога?». Не сразу придумываю, что ему ответить. Слишком уж велика разница между нами и Богом. Слишком должен он умалиться, чтобы мы смогли его увидеть. Для наглядности – мы ведь не можем увидеть вирус. Он есть, но увидеть мы его не можем. Но и вирус нас тоже «увидеть» не может, настолько он меньше и ничтожнее нас. И поговорить мы с ним не можем, с вирусом. Вернее, мы можем с ним поговорить, но вряд ли он нас поймет.

***

Иногда мучительно осознавать себя каким-то «мыслящим тростником». Все вокруг живут чем-то совершенно другим. Очень часто при общении даже с когда-то близкими людьми вдруг ощущаю такую пропасть, будто мы живем на разных планетах. Мне «жить жизнью скучно», как говорил один глуповатый герой глуповатого фильма, произведшего на всех нас большое впечатление в детстве. Скучно жить той жизнью, которой живут соседи, одноклассники, однокурсники и коллеги. Под жизнью хочется понимать что-то совсем другое, что-то важное и вечное. И получается, что и поговорить-то о жизни не с кем. Отсюда и мука молчания, вынашивание каких-то своих, отдельных слов. «А мы все поем, о себе, о ком же нам петь еще?».

***

Если бы вдруг со мной что-то случилось и стали бы проводить какое-то следствие, наверное, следователи бы пришли в недоумение от содержимого моих карманов и сумок. Сломанная пластмассовая воронка (может пригодиться, чтобы сделать Железного дровосека), обломки метлы (нужно найти на обратном пути палочку и сделать меч), ягоды боярышника (дома сварим компот), бесформенные обрывки бумажек (во время церковной службы ребенок не нашел ничего лучше, как рвать листки из моего блокнота), компактный пиратский кинжал, одинокая целая бахилла (свалилась с ноги в контактном зоопарке), тропари и кондаки мученику Никите (распечатали к прошлому воскресенью, поются раз в год, в следующем году вряд ли нам выпадет петь в этот же день, что с ними делать – непонятно, разве что разрисовать обратную сторону какими-нибудь пиратскими сражениями). В общем, «широко жил партизан Боснюк».