Валерий Орлов-Корф - Характеры и судьбы

Еще два раза Саньке пришлось выходить в ночные смены на разгрузку торфа. В сентябре ему предложили поехать в колхоз на уборку картофеля; со всех ближайших предприятий собрали бригаду из двадцати человек, которым надо было отработать месяц где-то за городом. За чертой города Саньке приходилось быть только в пионерском лагере. Он вспомнил, как их везли на большом автобусе четыре часа по ухабистым дорогам. Только к вечеру полуживых детей доставили в сосновый бор, быстро накормили и уложили спать. Ночью он страшно замерз, одел на себя все, что дала ему мать: две рубашки, свитер, плащ. Но холод пробирал его маленькое тело так, что зубы выбивали настоящую чечетку. А еще ему хотелось пойти в туалет; им сказали перед сном, где находится это заведение, но он слушал не внимательно, поэтому точно не знал, куда надо идти. Промучившись, некоторое время на своей холодной постели, Санька услышал голоса на улице, поэтому пошел на эти спасительные звуки. У дверей двое мальчишек из его отряда спорили, где находится туалет. Потом они пошли куда-то за кусты, Санька последовал за ними. Там он увидел деревянный сарай, внутри горел свет – это и был туалет.

Вспомнив про свои детские мытарства за городом в пионерском лагере, Санька взял побольше теплых вещей, резиновые сапоги и плащ, кое – что из еды. Рюкзак был набит до отказа! Утром отъезжающие собрались у центральной проходной, там женщина-парторг рассказала, что они должны делать в колхозе и пообещала за хорошую работу выплатить премиальные. За такую заботу ей похлопали в ладоши, потом устроились в автобусе и отправились осваивать картофельные поля подшефного колхоза. Ехали долго, сначала по ровному шоссе, Санька даже ухитрился задремать, потом свернули на проселочную дорогу, где выбоины и ямы слились в одно целое, образовав не проходимый путь.

Автобус, не смотря на свою величину и мощь, несколько раз останавливался, шофер пытался как можно аккуратнее преодолеть естественные заграждения. Наконец, после долгих мучений, их доставили на центральную усадьбу колхоза, которая представляла собой две пыльные улицы с двумя десятками домов, клуб – развалюху, после военной постройки, покосившееся здание правления, около которого пристроились кривые лавки и рос чахлый кустарник. Был еще магазин, в котором продавщица могла предложить водку, консервы, макароны, очень дорогие шоколадные конфеты и резиновые сапоги гигантского размера. В углу был навален еще какой-то товар, но его прикрыли рогожей; видимо, он предназначался для «избранных».

Из правления вышел сам директор колхоза с двумя женщинами – бригадирами или звеньевыми. Двадцать минут начальство говорило об их обязанностях и только в конце обмолвились, как и чем их будут кормить и где устроят на ночлег. Десять человек, в основном девушек, оставят в центральной усадьбе; остальных отправят в дальние деревни. Саньку отправили с тремя новыми знакомыми на тракторе с тележкой куда-то за пять километров в забытую богом деревню, которая оказалась прямой копией центральной усадьбы, только в три раза меньше. Да, и магазина с клубом не было. Семь домов по одной стороне улицы и четыре покосившихся строения по другой. В стороне, метров за двести, виднелись длинные сараи, откуда слышалось мычание коров и телят.

– Смотрите, ребята, коровник рядом. Значит, будем с молоком и сливками – сказал его приятель.

Приехавшая с ними звеньевая, быстро развела ребят по два человека на постой к колхозникам. Саньке достался большой дом, завалившийся на правую сторону.

«Подгнили венцы» – определил его приятель.

Звеньевая толкнула кривую дверь, и они вошли в огромное помещение, в центре которого стояла русская печь, а по бокам от нее расположилась железная кровать, две лавки и большой стол. Никаких элементов цивилизации, радио и телевизора, здесь, видимо, никогда не было. Высокая, темная старуха лет восьмидесяти ковырялась у печи с чугунками, около ее ног играл пестрыми тряпками младенец, который довольно отчетливо произносил крамольные фразы: «Мамка – блядь, бабка – сука!» Санька, от услышанного, застыл на месте с открытым ртом.

– Марья, заткни глотку своему охальнику, а то перед людьми стыдно! Я тебе привела двух постояльцев, продукты для них привезет Семен – шофер. Так что, корми их хорошо, а то им работать много придется! – Потом звеньевая обратилась к ребятам – Я живу в соседнем доме, если будут вопросы, приходите – решим! У меня есть телевизор – вечером приглашаю на просмотр телепередач. Вон на лавке лежат два больших мешка, вы их набейте соломой, вот вам и мягкие постели будут! А спать придется на полу, так у нас заведено! Завтра, в восемь утра, я за вами приду и покажу место работы. – И ушла, оставив оторопевших ребят с молчаливой старухой и ругающимся младенцем.

Старуха заполнила две тарелки каким-то варевом, напоминающим пустые щи, отрезала два толстых куска черного хлеба и налила два стакана молока; жестом руки пригласила к столу. Ребята попробовали щи, они были невкусные, и, отодвинув тарелки, принялись с большим аппетитом за молоко и хлеб. Потом набили сеном мешки, умяли их своим телом и получились удобные, приятно пахнувшие травами постели. Устроившись на них, они быстро уснули.

Проснулись ребята от громких голосов, мужчина лет тридцати о чем-то спорил с высокой, крепкой, молодой женщиной, на руках которой удобно устроился младенец. Вся их речь была так тесно переплетена матерными выражениями, что было трудно понять, о чем они говорили. Наконец Санька сообразил, что речь идет о похищенных мужиком продуктов для постояльцев – пропало подсолнечное масло и маргарин. Мужик сначала отпирался, а потом сказал, что принесет украденное. Женщина ему не поверила и, взяв его за руку, куда-то увела. Скоро вернулась с большим свертком, и, обратившись к старухе, сказала:

– Вот, гад, уже припрятал продукты для ребят, хотел обменять их на самогон. Я его во время прихватила у Маньки – самогонщицы! За ним надо внимательно следить. У, ворюга! – потом положила все продукты на стол, – это постояльцам выдали на неделю! Так что корми их кашей и щами, а молоко и картошку я буду приносить каждый вечер. Мясо, звеньевая обещала давать каждую неделю по разу.

Обратившись к ребятам, она сказала:

– Скоро девять вечера, идите в дом звеньевой смотреть телевизор. Там собирается вся деревня! Санькин приятель тихо спросил, где можно помыться и сходить в туалет. Женщина его куда-то увела. Через некоторое время он появился, и на его лице было удивление и разочарование. Он рассказал Саньке, что туалета у них нет, а за пристройкой есть яма, покрытая досками, видимо, остатки от «нужника», туда они ходят справлять нужду, а умываются летом на улице, а зимой рукомойник переносят в дом. Бани своей у них нет, поэтому, по субботам, моются у соседей.