Сергей Данилов - Комета Магницкого – 2

– Чехов смог бы описать, – предположил Постол, – а нынешние нет, не потянут, кишка тонка.

– Интересно, – вдруг удивился Бармин прищуриваясь ядовито, – а почему у нас в городе нет улицы Чехова? Ладно, там Пушкин с Львом Толстым, и Достоевский в придачу, им по их всемирной известности полагается территория, бери – пользуйся – не жалко, но вот трибун этот партийный, с краснокожей штукой в широких штанинах – Маяковский, – ни за что урвал, Тарас Шевченко себе улочку в центре отхватил, а почему братцы, Антона Павловича нашего ни с чем оставили? Обидели память ве-ли-ко-го писателя! Надо будет в мэрии вопрос ребром ставить, совсем нюх потеряли, двоечники.

– Это потому, что они у нас не были: ни Толстой, ни Пушкин, ни Маяковский, – заметил голосом знающего человека бухгалтер.

– Ты хочешь сказать, Чехов здесь был, и ему город наш не понравился что ли?

– Точно так, путешествуя на Сахалин, помните? Тогда и заехал. Через Урал, всю Сибирь в коляске проехал, еще транссибирской магистрали не было, весной, в половодье, в самую что ни на есть грязюку к нам попал.

– Бедняга, – Бармин поморщился. – Ну, и как его здесь встретили?

– Про это он ничего не написал, сказал только, что интеллигенция местная вся пьет напропалую и по публичным домам шатается выпимши, еще не нашел героини сибирской, сказал, что дамы местные слишком жестки наощупь, не вдохновляют.

– Конечно, здесь вам не Крым, подходящей дамы с собачкой не оказалось под рукой.

– Согласен, городок по весне грязноват бывает, особо когда сугробы все разом растают, пусть, согласные, но женщины тут причем? Нехорошо

– Стоп, мужики, думаю, дело было так: приехал, значит, Чехов, промок как собака, замерз в своей коляске… Выпил с местными аборигенами-шелкоперами за процветание российской литературы, как полагается, слово за слово, и пошли по бабам. И какая-нибудь излишне норовистая бабенка врезала писателю по пенсне, так бывает, знаем, а он обиделся от души на всех сибирских женщин скопом, пришел к себе в гостиницу и излил желчь в дневник.

– Короче, не удостоили девушки писателя вниманием, бывает, чего там, прокол называется.

– Ладно, тогда вопрос к мэрии о восстановлении исторической справедливости снимается, писатель обиделся на город, город обиделся на писателя, расплевались взаимно и дело с концом.

– Не, не ребята, есть Чехова переулок, точно, вспомнил. Однажды там забуксовал в роскошной луже, метров двадцать в поперечнике, не меньше! Как сейчас помню: апрель месяц, холодина такая, что шуга цвета кофе плавает на поверхности, пришлось брюки задрать повыше колен и в туфельках бродить, грузовик голосовать и трос цеплять. Эх, есть переулок Чехова, но лучше бы его не было! Я тогда еще название прочитал на табличке, и постарался на всю жизнь запомнить, чтобы никогда туда уж больше не заезжать, пропали импортные югославские туфли от Бати, расклеились, мать их, жена потом целый месяц нервы портила из-за этого. Стойте, я все понял! Кармический закон такой есть: человек обязан пережить то, чего он особенно боится, к примеру, если солдат шибко не хочет валяться на поле боя с развороченным животом, и ежечасно думает об этом, бедняга, не ест перед боем, опасаясь перитонита, значит, так тому и быть: лежать ему кишками в грязи. Отец рассказывал, он у меня фронтовик. Говорил: главное ребята – не сс… ть и хорошее питание. Вот и Чехов – боялся ехать через Козульку, дорогой тамошней его все запугали, он больше про эту Козульку написал, чем про весь город, а в результате устроили ему вечную память в самой, что ни на есть Козульке, обозвав закоулок с ужасной дорогой его именем.

– Это тебе Зотов, небось, про кармический закон наплел?

– Неважно, – смутился Постол.

Магницкий взглянул на него недоверием:

– Слушай, Апостол Толя, скажи честно, наврал ты нам сейчас про Чехова?

– Врет, по голосу слышу, – определил Бармин. – С ним часто такое бывает – заносит парня. Особенно в квартальной отчетности.

– Да вы что, мужики? Честное пионерское. И переулок есть такой, братцы, а все остальное – читайте сами, как на духу не вру, вот вам крест во все пузо.

– В общем и целом сказать, Палыч и сегодня прав практически во всем, кроме, конечно, женщин, но тут его подвела сволочная мужская натура, и не нам его в этом винить. А насчет города и места нашего все верно: неважное местечко для жизни, особенно после аварий на атомном реакторе. Кушайте йод, красную икру килограммами, все одно от горячих частиц не убережешься, вот так. И будет где-нибудь в легких, или желудке работать маленькая атомная станция, а то и две, а то и сотня – другая, облучая соседние клетки, разбрасывать метастазы. А дозиметр ничего не покажет, все в пределах нормального природного фона. Просто надо ехать отсюда, куда подальше.

Сев против Магницкого, Жарков перестал щуриться снисходительно на весь прочий мир, снял дымчатые очки:

– Завод запускаю и продаю.

– Лабораторию создавать не будешь?

– Буду, но в другом месте. Здесь, во-первых, цены на топливо скоро поднимут до мирового уровня, а отапливать цех надо будет девять месяцев в году, а главное – серьёзного сбыта не предвидится. То, что мы в тридцатикилометровой зоне от атомного реактора, – ещё бы ничего, когда бы он работал нормально. После выброса на серьёзных договорах можно смело ставить крест. Так что, дружище Виктор, будем уходить в иные пределы. Поедешь со мной?

– Следующий завод строить?

– Нет, теперь уже непосредственно лабораторию создавать. Нужен будет в команде математик, хоть тресни. А ты свой – детдомовский.

– В Москву за песнями?

– Отягощать столицу собственными идеями не след, она и без того перегружена сверх всякой меры. Через это Россия болеет. Вот представь себе страну как некий очень большой и живой организм, тогда Москва – некая часть организма, верно? Как ты определишь болезнь со следующими симптомами: на протяжении продолжительного времени все питательные вещества в виде финансов и самых лучших, самых энергичных людских ресурсов уходят в Москву, все кровотоки концентрируются на обеспечении одной этой части организма, которая пухнет, растёт, процветает, увеличивается в размерах, в качестве жизни, в то время как остальной организм деградирует, дряхлеет, истощается на 700 тысяч человек в год? Ясно название болезни? И единственный способ кардинального лечения – вынесение федерального центра из Москвы, отсоединение её от федеральных финансовых потоков, на которых она безобразно жирует.

– В Питер?

– Лучше вообще на новом месте построить городок районного масштаба – в не слишком благодатном месте, с казёнными квартирами исключительно для чиновного люда. Отработал договорной срок – уехал, дабы не гнездиться и не создавать семейных кремлёвских кланов. Но нынешнее руководство на это не способно, здесь нужен если не Пётр, то хотя бы Назарбаев, вот только где же его взять? А мне некогда ждать у моря погоды, есть идея реализоваться в Новой Зеландии. Зелено, чисто, тепло круглый год, выращивают себе овец и коров, и никакой ядерщины. Как, Виктор, дёргаем в Новую Зеландию?