Герман Шелков - Злые люди и как они расплачиваются за свое зло

На земле валялась лопата, и Алеша, спрыгнув с забора, схватил ее и так сильно ударил по забору – для устрашения, что в руках у него остался лишь черенок, а железяка отвалилась.

С этим черенком он набросился на Михаила и до того избил его, что тот лежал на земле и стонал, а подняться не мог.

Алеша, наклонившись над ним, схватил его за волосы и заорал: «Ну что, погрустнел, солдатик? Кто тебе разрешил, сволочь, выпячиваться? Сидел бы дома, сосал бы сушку, и, глядишь, проскочил бы!»

Никто не мог сказать, откуда в этом человеке столько ярости и злобы и почему доброта ему ненавистна. Не было в нашем поселке людей, которые могли объяснить характер Алеши. Говорили только, что он последняя гадина. Называли негодяем и подонком. И все его боялись. Еще бы: может покалечить, свернуть нос, переломать руки, вышибить зубы. И Алеша знал это и ухмылялся. И ему каким-то образом везло. Вот странно! Все его ужасные выходки не имели для него ужасных последствий. Его, например, никто не пытался засудить. Не удивительно ли это?

Наверное, все понимали, что эти страшные пороки у него врожденные. Впрочем, что из того? Если бы люди поступали с ним так же, как он, то есть – никому никаких уступок, он давно бы уже оказался в тюрьме. Но этого не было. Даже Михаил, угодив в больницу с переломами рук, грудной клетки и ключиц и не сумев по этой причине вовремя вернуться из отпуска в воинскую часть, не стал судиться. Провалялся в больнице какое-то время, выписался и уехал, а когда отслужил положенный срок, назад в поселок не вернулся. И много лет его не видели.

Алеша чуть ли не каждый день встречал отца и мать Михаила, и те смотрели на него с ненавистью, но ему было это безразлично. Он даже собственных родителей не почитал, грубил им, хамил и угрожал. И они от него приходили в ужас. Сколько помню, эти люди никогда не ходили со своим сыном вместе, а лишь раздельно.

Моя тетя, Вера Ивановна, столкнулась однажды с Алешей в магазине. Он явился со своей ватагой купить сигарет, а тетя покупала растительное масло. Она уже расплатилась, когда Алеша подошел к прилавку и бросил на него деньги. Эта привычка – швырять бумажные деньги – была у Алеши с детства, и многим взрослым людям она не нравилась. Но мало кто мог возразить, а тетя вдруг решилась. «Ишь, как швыряешь! – воскликнула она. – А ведь еще не зарабатываешь, только родители твои зарабатывают».

Алеша сказал: «Тебе-то что, старая курица?»

Тетя ответила: «Не груби, мальчик». И вышла из магазина. Отправилась домой, по дороге зашла к нам, и я в этот момент была дома. Тетя рассказала, как Алеша ее оскорбил, но я увидела, что она спокойна, будто ничего не случилось. Я спросила тетю, почему она не волнуется. «Разве тебе не обидно? – сказала я. – Этот негодяй Алешка всем грубит, всем хамит, и даже вот женщинам. Когда это закончится?» И вдруг тетя произнесла речь: «Этот мальчик обречен. Уже сейчас ясно и понятно, что с ним произойдет. Беда, вот что. Потому что он к ней стремится. Если одни люди хотят для себя счастья, то этот человек хочет себе горя. Ну, а раз так, то горе и придет. Безобразно поступающего человека ждет безобразный конец! А иначе не бывает. Это очень-очень редкий случай, когда кто-то манит к себе плохое, а оно все не приходит и не приходит».

Тетя была мудрая женщина, но ее слова показались мне глупостью. Ведь я тоже жила в поселке и хорошо знала, что у нас происходит. Наши мужчины ведут себя странно в отношении Алеши, среди них есть здоровенные, с виду бесстрашные силачи, однако даже они не берутся с ним тягаться. Почему?

Люди боятся за свое здоровье. Мужчины не хотят увечий и переломов, берегут зубы, а больше этого берегут репутацию. А еще они думают, наверное, что Алеша может зайти слишком далеко – может убить.

Мне показалось, что тетя произнесла свою речь, не подумав. Что значит – Алеша обречен? Почему же он до сих пор здоров и невредим, ходит себе и ухмыляется, и за все плохое его никто ни разу даже не щелкнул по носу?

Как всякий нормальный человек, я хотела бы видеть возмездие, поскольку мы, обычные люди, предпочитаем видеть наказание за преступление. На этом стоит наше понимание справедливости.

Но до сих пор я вижу, что этого нет. Наоборот, Алеше почему-то везет. Ничто ему не угрожает, никто на него не бросается, не преследует. Это создает впечатление неопределенности положения: будет ли зло наказано, непонятно. Нехорошее впечатление.

Все это я сказала тете, и она ответила: «Нет, Олечка, это не так. Алешу ждет ужасный конец, и жизнь он проживет короткую. Потому что он притягивает к себе зло. А зло бывает разное, и бывает такой величины, что слопает этого мальчика с потрохами, и нет его!»

Спорили мы с тетей около часа. Потом стали говорить о другом и забыли про Алешу. Но тетины слова я запомнила. Алеше тогда было почти семнадцать лет. В следующем году ему полагалось отправляться на военную службу, а там дисциплина, командиры, и если им не подчиниться, то осудят и отправят в тюрьму. Мне было любопытно: сразу ли Алешу арестуют и посадят за решетку или он какое-то время будет слушаться командиров. Ведь он бешено строптивый, а в войсках таких людей не держат, а держат их в тюрьме.

Но Алеша вообще не пожелал служить в армии. Взял и уехал из поселка. Махнул рукой на закон и поступил по собственному усмотрению.

Наш поселок стал жить без Алеши. Был негодяй – и куда-то подался. Никто о нем ничего не слышал. Его родители, а также братья и сестры отвечали одно и то же: «Ничего не знаем. Где он сейчас – неизвестно».

Прошло девять лет. Наш поселок изменился: появились новые люди и новые дома. Появились состоятельные жители, которые купили себе сразу несколько домов. Зато многие из местных уехали из наших мест кто куда. Одни переселились в город, другие предпочли отправиться в дальние края, даже за границу. Алешина семья тоже распрощалась с поселком, продали все, что можно, и уехали. В их доме поселился какой-то горожанин, дачник. Он и его жена приезжали только на лето. Возились на огороде, ходили на реку, в лес. Варили варенье.

Поначалу это было для нас удивительно: идешь по улице, а навстречу незнакомцы. Не здороваются и даже не смотрят. То же и в магазинах. Иногда казалось, что поселок не родной, а чужой, но потом мы привыкли и смирились. Некоторые из приезжих сильно отличались от нас, местных. Один такой дядя употреблял слова «отнюдь» и «несомненно», которые в нашем поселке никому бы не пришли в голову и не попали на язык. Все мы изъяснялись куда проще, однако, я думаю, нас это не портило.

Я осталась жить в поселке с мужем и детьми. Мой муж из местных. Когда я выходила за него, он предложил уехать, но я сказала: «Уехать мы всегда успеем. Не будем торопиться. Пока у нас здесь есть работа и дом, поживем, а там увидим». Действительно, перебраться в город мы могли в любое время, хоть в разгар зимы, когда сугробы и метели, то есть когда продавать дом и прочее имущество невыгодно. Зимой цена на дома всегда ниже. Но если бы мы захотели, то не посмотрели бы и на это. Мы с мужем всегда действуем заодно, разногласия у нас редкость. Я хочу сказать, что мне повезло с мужчиной, и я радуюсь и по сей день. Мы оба из тех людей, которым много не нужно, жизнь для нас в удовольствие и без богатства. И хорошо, когда так. Мы даже умеем не завидовать. Хотя в нашем поселке, к слову сказать, прямо на нашей улице поселились обеспеченные люди, горожане. Приехали, чтобы приобрести «загородные владения». Купили сразу три дома, перестроили их, разбили газоны, лужайки. Среди них был молодой мужчина весьма привлекательной наружности, белокурый, блондин. И я как-то раз, разглядев его хорошенько, сказала мужу: «Смотри-ка, он похож на Алешу Н. Не вылитый Алеша, но сходство все же имеется». Муж сказал: «Верно. Только этот человек вежливый, воспитанный, а Алеша был хам, негодяй. Стоило ему выйти на улицу, как он уже кричал кому-нибудь: «Эй, чучело! Ты где такой пиджак взял? От прадеда остался? Или свинью наизнанку вывернул и надел?» Подлый был парень. Мерзавец. Где он теперь?» Я ответила: «Кто знает».