Андрей Грачев - Немного о семье. Сборник рассказов

– Слышишь? – повторил Алексей. – На ребенке отыгрывается. – Жена! – крикнул он. – Отстань от Андрюшки, суп кипит. – А затем снова другу: – В рукавицах, ежовых, держать надо.

Гость понимающе улыбнулся и подмигнул.

Татьяна молча вошла на кухню с высоко задранной головой. Так же молча, она половником принялась разливать борщ по тарелкам. Наполнив все три и поставив их на стол рядом с хлебом и сметаной, она села подле мужа. Павел тем временем успел налить три рюмки кристальной огненной водицы. Наполняя рюмку Татьяны, он остановился, недолив треть до вершины, так как Алексей приподнял горлышко бутылки.

– Ей хватит.

Гость чуть не возразил, но во время спохватился.

– Нельзя ей, – сказал с упреком муж. – Любит она это дело. Одну ей много, две – мало.

Татьяна стыдливо опустила газа на неполную рюмку. Румянец заиграл на ее круглом чуть смуглом лице. Полные губы сжались в тонкую красную линию.

– Ну, за встречу, – сказал Павел, поднимая рюмку и расстраивая неловкий момент.

Все чокнулись, влили водку в горло, вдохнули через нос и закусили.

– Селедочка, – сказал Павел, прежде чем отправить кусок соленой рыбы в рот.

– Ну и гад же ты! – радостно хлопнул по столу Алексей. – Ни предупредив, ни позвонив. Я тыщу лет тебя не видел. Хоть повкуснее чего приготовили бы, встретили бы тебя. Ты, вообще, откуда и куда?

Павел стал рассказывать, где был и что делал последние восемь лет, которые его привели в гости к Сафроновым. Вкратце Алексей историю его знал по редким телефонным разговорам, но слушал внимательно, облокотившись на стол. С не меньшим интересом слушали и остальные члены семьи. Даже Андрюша с пластиковым оружием в руках смирно сидел у отца на колене и не спешил пойти пострелять из новой игрушки. История за историей, мужчины выпили еще по одной, женщине же оставалось лишь жадно и с сожалением глядеть на свою пустую рюмку, лелея надежду, что муж разрешит выпить еще одну на ночь. Нет, не даст, думала она, – испугается, что не усну.

Не сильным будет преувеличением сказать, что Павел объехал всю страну. Алексей всегда дивился другу, как тому это удается, и всегда приходил к мнению, что человеку, которому не сидится на месте, дорога все равно что дом родной – всегда рада и открыта. И даже на северном полюсе Пашка побывал. И от Владивостока к Японии на корабле плавал.

– Эти японцы, – все время повторял он, – эти японцы. Инопланетяне. Интереснее народа я в жизни не встречал. Даже китайцы и то понятнее, чес-слово. Япоши всех иностранцев гайдзинами называют. Белых людей шугаются. Но это в селах конечно, в городах люди привыкшие.

Ближе к ночи, они с другом начали вспоминать былые времена. Холодный Норильск. Алексей тогда приехал на заработки. На четыре месяца. Смены по двенадцать часов, шесть дней в неделю, зато платили как за целый год. Нужно было только выгружать продукты, которые для города завозили. Чего там только не было. В минералах и витаминах недостатка друзья не испытывали: замороженные мясо и фрукты привозили на любой вкус.

– А я тебя один раз все же видел, Татьяна, – сказал Павел, глядя на нее слегка окосевшими, блестевшими глазами. – За прилавком. Лешка мне тебя показывал. Ох, и влюблен же он тогда в тебя был. Спать не мог. Двенадцать часов отпахали без перерыва, всем бы только до коек дотащиться, а он шагами комнату мерит, на мороз выходит, все о Таньке, блин, думает. Описывал тебя как эскимосскую принцессу, вот тогда он мне тебя и показал. Сказал мне тогда, что либо с тобой останется, либо в Москву увезет. И увез-таки, с чем я его и поздравляю.

– Ладно, – сказал Алексей, спуская с ноги сынишку, – иди Андрюш с мамой в комнату, мужчинам поговорить надо.

Жена на него испытующе посмотрела. Он на нее – сердито, и она повиновалась.

– Дай, что ли хоть посуду помою, – попыталась она.

– Я сейчас тебе шею намою. Иди в комнату говорят. – Алексей был подвыпивший, и голос прозвучал громче, чем он того хотел, но это его, кажется, нисколько не расстроило. – И дверь закрой, – крикнул он ей вслед.

– Мда-а, строг ты со своей половинкой, – сказал Павел, когда женщина и ребенок скрылись в комнате.

– По-другому никак.

Пашка расхохотался.

– Я вспомнил: ты же стихи писал.

Алексей улыбнулся.

– Тоже мне вспомнил. Скажешь уж стихи, так – писульки, да каляки-маляки с высокопарными словами. В лучшем случае стишками назвать можно. Завязал я с этим давно, как женился. Вдохновение пропало. Так, редко ночью слова приходят, – сказал он и тяжко посмотрел в коридор.

– И все равно, не таким я тебя женатым представлял.

– Не суди, да несудим будешь, – сказал Алексей, наполняя рюмки. – Ты вот женат?

– Нет! – гордо ответил друг.

– Во-о-от. Хорошее дело браком не назовут. Женишься, и сам начнешь воспитывать свою жену.

– А зачем ее воспитывать, ей родители были на что?

– Ого-го. Родители. Сказал. Навестила нас как-то ее мамаша, белокурая что солнце, только ясности в голове ей это не прибавляло. – Они рассмеялись удачному, как им показалось, сравнению. – Прогнал я ее обратно к своему эскимосу. И так тесно троим, а она еще свою жопу слоновивью притащила. – Они снова рассмеялись, как им показалось должно быть верному эпитету. – Но отец у нее, правда, нормальный мужик, спокойный. Охотником был, пока в город не перебрался и с ее мамашей не связался. А еще и дочка в нее пошла, – бедолага.

Они выпили и закусили.

– Мучаешься с ней? – прямо спросил друг.

– Мучаюсь. Каждый божий день мучаюсь. Как ты мне сказал, когда ее в витрине увидел? «Ты такую бабу не удержишь, слишком красива – уведут» Прав ты был тогда. Теперь сторожевым псом при ней работаю. А ей все гулять охота, мол, молода еще. Забрал я ее из Норильска, – Алексей пьяной закивал головой, – месяц не прошел, как задерживаться на работе стала. Я-то блин жалел ее, думал, заработалась дорогая, а она с мужиками на танцульки ходила. Один раз пришла в дрова, ели ноги дотащила, я и понял в чем дело. С того дня спуску не давал. Глаз да глаз. Чуть отвлекся и ищи ветра в поле. И не боится. Знает, что по башке получит, а удержаться не может. Пьющая мать – горе в семье.

– Ну и отпустил бы ее: ей беспутная жизнь милее. Развелся бы ты с ней, и дело с концом.

– Не дождется.

Пашка рассмеялся.

– И как тебя так угораздило влюбиться? Ты же шибко грамотный был. С твоей головой мог бы устроиться получше своего завода.

– Ты это мне говоришь? А то я не знаю. Я и сейчас могу, только сам другого не хочу. Меня мой завод устраивает. Начальство во мне нуждается, чуть ли на руках не носят, отпускают, когда мне надо, слова плохого в жизни не скажут. Где еще так будет? Ладно тебе, Паш, не о чем тут говорить.

Татьяна взяла стакан из серванта, приставила его к стене и слышала все, что муж про нее говорил.