Игорь Сотников - Мой друг – Тишина

– Фи, Макс. Это не эстетично. – Произнесла хозяйка, высунувшей из салона машины изящной ножки в туфле, которая сопроводила свои слова действием, уткнувшись каблуком в спину Макса. Ну а Макс, явно не ожидав такого давления на свою спину и попав в самый центр стечения обстоятельств, где его мысленная деятельность находилась в спящем положении на отдыхе, руки на замке штанов, голова склонилась вперёд, а ноги находясь под давлением и вовсе не имели права слова, не выдержал и даже не повернув носом, со всего своего маха, уткнулся носом об асфальт. Дальше следует небольшая пауза необходимая для осознания произошедшего всеми участниками этого происшествия. На что, естественно, первое слово берёт более словоохотливая носительница красивых туфель и голоса, сидящая на краю салонного сидения Лайма.

– Ну ты и утырок. – Со смехом заявляет очень логичная в своём видении обстоятельств падения Макса Лайма.

На что Максу, чья энергетика бьёт через край, хоть бы хны и он, несмотря на свой разбитый нос, только ржёт в ответ. Затем с трудом поднимается на ноги и с этого небольшого подъёма, вновь валится на колени, но только на этот раз не на свои, а на Лаймины, которая визжа от такого грязного нахальства Макса, с визгом отталкивает его.

– Пошёл вон. – Орёт на него Лайма, блюдящая чистоту их отношений и в частности своего внешнего наряда. С чем Макс вынужден согласиться и он, взяв себя в руки, и в частности за штаны, засунув в их карманы руки, со свистом, который всегда сопровождает его путь в места углового значения, пошатывающим шагом отправляется в эту подворотню.

– Смотри, не досвистись до… – Вслед Максу летят слова недовольной Лаймы, на глаза которой попались следы неряшливости этого Макса, который не знает удержу и никогда не помыв руки, сует их куда ни попади. Но Макс уже ничего не слышит, увлечённый своим заходом в этот, как оказывается довольно неприветливый к праздным прохожим переулок, который всем своим мрачным видом навевает мысли о грустном. Ну а так не любящий грустить Макс, разве может кому-то или даже чему-то позволить навевать на него грустные мысли и он, окинув взглядом окружающее, звучным голосом, сразу же решил поставить на место всю эту унылость.

– А ну выходи, кто за всем этим стоит! – Остановившись посередине внутреннего двора подворотни, орёт Макс, который отлично знает, что только выделение из общего к частному, так называемая персонализация, позволяет решить любой вопрос. Но мрачные стены подворотни, не спешат выделяться, и всё также угрюмо смотрят на него своими тёмными, частично разбитыми окнами, пытаясь разглядеть, что у него внутри и из какого теста он слеплен.

– Не хочешь. Ха-ха. Я понял почему. Ты просто ссышь. – Сплёвывает слюну, заявляет дерзко смотрящий на себя со стороны Макс. – Ну ладно, раз ты такой, тогда и я буду таким же, и присоединюсь к тебе. – Твёрдо заявил Макс и дабы не быть голословным, направил свой ход к ближайшей стенке, чтобы осуществить заявленное и давно им задуманное. Ну а так это процесс несколько интимного свойства, где лишний глаз может сбить настрой, то Макс, как и другие повседневные желающие, в своих избирательных целях упираются головой или мыслями о впереди стоящее дерево, либо же, как в данном случае, о стенку дома. Такое удобное положение позволяет не только сохранить частичное инкогнито, но и не сбить с направляющей ваши действия мысли. Которую, как все знают, стоит только сбить, так уже и не знаешь, куда что девается.

Чего видимо, не учёл или наоборот, был в курсе всего, незаметно подошедший сзади к Максу незнакомец, чьё лицо и вообще всё, скрывала спина Макса, который за всем своим ответственным отношением к делу, не мог вот так сразу, бросить все свои дела и повернуться для того чтобы посмотреть, кто это там такой любопытный. И всё-таки, как бы Макс не был увлечён, он на этот раз, не то что бы услышал, а он почувствовал через обдавший его холод, что кто-то остановился у него за спиной. Что, конечно, не запрещено и сам Макс частенько любил, вот так незаметно подкравшись, попугать кого-нибудь, кто имел склонность пугаться, но всё же когда у тебя за спиной кто-то безмолвно стоит, это, в общем-то, отвлекает, а это уже слишком.

– Чего уставился? Проходи мимо. – Прорычал Макс, отлично знавший, что только грубость в голосе, ускоряет процесс принятия решений.

– Так же, как это делал ты всю свою жизнь. – Ответ незнакомца определённо озадачил Макса, успевшего только дёрнувшись, бросить в ответ: «Что!».

– Постой, подумай. – Спустя мёрзлость ручных отношений, сквозь покрывшую Макса ледяную корку, до него донеслась брошенная фраза отходящего в сторону незнакомца. Но Макс, пожалуй, её не услышал, как и не услышал звучных позывов Лаймы, которая не привыкла находиться в одиночестве и быстро заскучав, стала призывно его звать:

– Макс!! Да ты чего там застрял, скотина!

– Он что там, в конец засвистелся, что ли? – Многоуровневость сказанного Лаймой, показалась ей очень удачным замечанием, отчего Она не сдержалась и засмеялась. После чего решив, что, пожалуй, будет неплохо, если она рассмешит и Макса, после того как потихоньку подкравшись к нему, внезапным появлением напугает его. «Тогда он уж точно одним делом не отделается, а обделается», – направляющаяся вслед за Максом Лайма, еле сдерживается оттого, чтобы не прыснуть от смеха, из-за того что она надумала.

«Что-то меня сегодня так и пробивает на смех. Не к добру всё это». – Выглядывая из-за угла, Лайма, не смотря на все эти свои про себя предубеждения, источает внешнюю лицевую приверженность к радости и веселью.

«И точно, уснул». – Сделала вывод, основанный на большом опыте засыпания Макса в кабинке туалета, Лайма, заметив стоящего на одном месте, с упором головой об стену Макса.

«Ну я тебе сейчас, усну». – Полная жестокости ко всяким в её присутствии спящим лицам, Лайма уже пренебрегает своей скрытностью и в открытую, скорым шагом идёт к Максу, для того чтобы одним ударом под зад, разбудив его, уронить его в её глазах на землю (в его же, не получится, так как он уже и так достаточно низко пал, так что ещё ниже, пожалуй, будет трудно сделать).

«Мало не покажется». – Глубоко мыслящая Лайма, прежде чем нанести удар, для крепости духа, вдохнула в себя порцию воздуха и тут же чуть не задохнулась от морозности стоящего воздуха, заставившего её переломиться вдвое и закашляться.

– Да что ж это такое! – Из согнутого положения, с трудом понимая и вдыхая эту морозную, даже не свежесть, а стоящий вокруг неё свинцовый закат, Лайма попыталась посмотреть, как ей теперь виделось, на не совсем обычный вид Макса.

«Нет». – Страшное предчувствие всколыхнуло в ней оторопь, с которой она и начала пятиться назад, но ей далеко не удалось отойти, как она вдруг упёрлась во что-то немыслимое и другим каким образом, не сдвигаемое.