Илья Кочергин - Помощник китайца. Я внук твой. Две повести

– Мне очень жалко их разрезать.

Подсохин несколько даже оставил своё самолечение, которым занимался каждую свободную минуту, и озаботился здоровьем Нормы. Он приглашал её в гости и поил разными травяными взварами, зачитывал куски из книги Порфирия Иванова, из брошюры под названием «Лечение лимонами», из каких-то своих тетрадок.

– Бросай, Норма, эту соску свою. У тебя ж, наверное, от дыма уже не лёгкие, а гнильё одно. Зубы опять же портятся. У тебя случается, что изо рта воняет? А между прочим, вот раз ты куришь, то очень хорошо по утрам уриночкой рот полоскать. Причём, самое лучшее – не свежую брать, а выдержанную. Да не смотри ты на этих дураков, они своё же здоровье не берегут, а только ржут, как идиоты. Эрик, тебе не интересно, – выдь.

Норма честно смотрела в холодные, убеждённые Славкины глаза и кивала.

– Да, лучше маленько выдерживать. Утром поссышь, и оставь в баночке на сутки… Хотя и парная урина – тоже неплохо.

Подсохин знал, что полностью здоровых людей не бывает, и поэтому неустанно лечил себя, жену, детей, соседей, туристов. Если человек не хотел признавать себя больным, то приходилось лечить с расчётом на предполагаемые будущие недуги, то есть заниматься профилактикой. Он сломал ребро пожилому Мише Шестакову, прохрущивая позвонки. Дочке при первых симптомах простуды наложил на шею мочевой компресс и заставил носить его, пока по телу не пошли устрашающего вида прыщи. «Это не прыщи, это гадость из организма выходит».

Приведя в идеальный порядок свои грядки, отработав на покосе или в саду, он садился к столу и изучал новые брошюрки и журналы, посвящённые народным средствам лечения. Это отвлекало его от всего, что происходило вокруг.

Он равнодушно отнёсся к тому, что ребята спихнули старого директора, он не выдвигал на освободившееся место Валерку Синицына и не праздновал победу справедливости. А ведь посёлок бурлил, жил впервые за долгое время не мелкими бытовыми страстями, а настоящей, активной жизнью. Наш Эрик как один из самых азартных перестройщиков постоянно находился в возбуждённом состоянии. Он выступал за дальнейшие – резкие и красивые перемены, но пока ещё не было понятно, что именно нужно менять дальше.

Синицын не пожалел казённого бензина и прокатил нас по заливу, показал водопад. Он поймал на блесну двух здоровых щук, и Норма, вооружившись сачком, помогала ему затаскивать их в лодку. Валерка подарил одну щуку иностранной гостье.

С воды был виден практически весь посёлок, взбирающийся по склону вдоль двух маленьких ручейков. Самые новые дома стояли дальше всего от берега. Создавалось впечатление, что деревня из последних сил уползала от озера, по дороге разваливаясь на куски и теряя отмершие части – контору, пилораму, несколько сараев, какие-то цистерны, бочки, старые катера.

– Видишь, Норма, как будто после авианалёта, да? Сейчас нужно изыскивать средства, выбивать в Москве деньги и строиться, закупать снаряжение, компьютеры, лошадей, лодки с моторами. Ну, ничего, справимся!

– Федеральные деньги? Какая-то программа?

– Это у вас там программы, а у нас всё самим выпрашивать надо. Вот, другое дело, я хотел тебя спросить… У вас, может, легче связаться с «Гринписом» или какими-то такими организациями, которые могли бы помочь? Как-нибудь там узнать бы, смогут они хотя бы приехать посмотреть и убедиться, что нам нужны средства.

Немка внимательно слушала азартного, красивого, крепкого мужика. Она согласно кивала головой. Потом она пошла к нему в гости, где пробовала блины и копчёную рыбу.

– Сергей, – сказала она вечером и протянула мне свою записную книжку, – я обещала Валере узнать про «Green Peace» и, может, что-то другое. Мне надо его адрес.

И я написал Норме адрес.

Когда мы уплывали из Карлу на катере метеостанции, Норма стёрла пальцем слезу из-под очков. Я случайно увидел, просто у меня зрение хорошее. У людей с серыми глазами, говорят, самое острое зрение. Когда мы с Синицыным как-то целый месяц шлялись по высокогорной тундре, он наблюдал за косулями в бинокль, а я так просто. Не было бинокля, но, вроде как, и не особо нужно было.

И ещё у меня левый глаз ведущий, я даже стреляю с левого плеча. Вот левым глазом я и заметил, как она слёзы вытирает, и, чтобы не смущать, перешёл на другой борт. Женщины, конечно, все сентиментальны, даже немки, оказывается, но всё-таки приятно. Такое чувство, как будто это мой личный Алтай со всеми подсохиными, костоцкими и синицыными, и я его показал ей. Так, по-дружески.

Лицо Нормы во всё время этого путешествия было немного задумчивым. Увидит что-нибудь – и задумается, поговорит с кем-нибудь – взгляд опустит и затихнет ненадолго. В Аирташе на обратном пути у автобуса подвеска полетела. Водитель говорит: «Вы все стойте здесь пока, а я в заежку вернусь, может, исправлю. Если исправлю – поедем. Нет – нет».

– Я поняла. Это хорошо, что сломалось колесо. Это значит – есть автобус. Он приехал вчера из города. Значит, может быть, мы сегодня поедем на этом автобусе в город. Если бы не приехал, тогда, значит, мы точно сегодня никуда бы не поехали. Это шутка.

Мы довольно быстро добрались из Карлу до Новосибирска, купили билеты на фирменный поезд «Сибиряк», позвонили в Москву. До отхода поезда оставалось часа два.

Мы присели на рюкзаки рядом с окошком билетной кассы, и Норма пересчитала остаток денег. Два раза пересчитала, как всегда. Меня это всю дорогу нервировало, скорее даже раздражало, потому что своих денег в этой поездке у меня не было. И хоть ты десять раз подряд говори себе, что турист платит тебе деньги за свой интерес, а всё равно погано, когда этот турист – женщина.

Своим бесконечным пересчётом и отметками в блокнотике она как бы напоминала о моей некредитоспособности. Поэтому я у неё ничего не просил, даже пива не просил в жаркий день. И ещё она казалась мне прижимистой.

– Сколько стоит бельё в поезде? – Опять пишет в блокнотик и шевелит губами. – Сколько нам нужно денег платить за метро в Москве?

Откладывает несколько купюр в бумажник, перетягивает оставшуюся пачку резинкой, встаёт и улыбается.

– Четыре тысячи семьсот девяносто рублей. Эти все деньги мы можем теперь купить еды или что угодно. Это фш-ш! – она взмахивает рукой, как будто хочет выбросить пачку.

Я нёс рюкзаки и тяжелевшую сумку с продуктами, а Норма шла впереди по привокзальному рынку и, по-моему, даже немного дурачилась. Она держала пачку денег в руке. И мы покупали арбуз, и дыню, и персики, дорогую колбасу и конфеты, семечки, пирожки, копчёных кур, сыр, деревянные ложки, журналы, печенье, какие-то старые, несъедобные пряники, самые пижонские сигареты – в общем всё, что попадало на глаза. Было очень весело. Эта бешеная, почти бесполезная трата денег как-то завораживала. Всё равно ведь всё попутчикам скормим. И я не выдержал.