Станислав Афонский - За други своя. Повести

Радослав ехал в «Шхельду» с радостно-тревожным ожиданием новых, еще более интересных восхождений, новых впечатлений, новых знакомств и друзей, и не без честолюбивого желания получить разряд, как ступень к еще более интересным альпинистским приключениям… Кроме рюкзака в походе он имел за плечами тридцать три года жизни. Среди спортсменов эта цифра вызывала явное недоумение: в таком возрасте многие уже бросают спорт, какого бы вида он не являлся, кроме шахмат, разумеется. А этот мужик, роста выше среднего, но не очень, и возраста, точно, среднего, только собрался в него войти. Правда, на вид Радославу никто его возраста не угадывал. «Давали» лет двадцать пять, не более Он больше и не брал, правда, и не скрывал истины. Общительный, иногда по-детски любознательный и даже простодушный, но в тоже время ироничный, со склонностью к сарказму, он мог вписаться в любую компанию настолько же легко, как и «выписаться» из нее. Виктор, будучи на десять лет моложе, разницы в возрасте не ощущал.

Оба ехали при бородах. Виктор по моде. Радослав по необходимости, а вовсе не для романтического облика. Просто был с ним случай, когда солнце украсило его физиономию ярко-красным болезненным ожогом, отразившись снизу от зеркала белого снежника. На фоне ожога декоративно выделялся отчетливой белой полосой след крепежного ремня каски. Оригинально и красиво, но очень уж неприятно. От бритья на несколько дней пришлось отказаться, отросла щетина, да потом так и продолжала расти, пока не превратилась в бородку несколько пижонского вида. Радика это обстоятельство слегка огорчило, но делать было нечего – борода формировала себя самостоятельно. До марксовых размеров Радик доводить ее не собирался, позволял расти, лишь иногда критически на нее поглядывая. Борода защищала от ожогов, утепляла, как никак, и избавляла от необходимости скоблить подбородок и щёки каждое утро вместо каких-нибудь других, более приятных, занятий.

Открытое лицо Виктора поверх бороды украшали очки, которые очень ему шли. Виктор приземист и широкоплеч – таких в старину на Руси называли ширяями. Смел в уличных драках, разухабист, в компаниях весел, фанат джазовой музыки, сам на чём-то играет – и это все о его характере, что было известно Раду. И еще он был студентом политехнического института. Радослав работал на оборонном авиационном заводе, настолько секретном, что все мальчишки, жившие окрест завода, знали о том, что там делают. Сложение имел пропорциональное и симметричное, пользовался успехом у женщин, они у него тоже, но пока не настолько еще, чтобы покончить с этими успехами, остановившись на какой-нибудь одной…

Вот и поселок Эльбрус. Название его местные жители произносят с ударением на первом слоге. Особых архитектурных украшений это горное поселение не имеет, привлекая к себе альпинистов главным образом тем, что здесь можно купить какие-нибудь бесхитростные деликатесы, сигареты и пиво, впрочем, альпинистам противопоказанное… За поселком сразу же – мост через реку Баксан, гремящую по камням изумрудной прозрачности водой. Справа в белоснежных королевских мантиях с черными скалами вместо горностаевых хвостиков, горы. Рядом с мостом красавицы-сосны из песни «Баксанской первой» – «стройный лес Баксана». Вверх- вправо уходит до самого Эльбруса Баксанское ущелье. Вверх-прямо – ущелье Адыл-Су, впадающее в Баксанское грациозной речкой того же названия. Оба ущелья упираются в заснеженный и бронированный ледниками Главный Кавказский хребет.

А автобус, между тем, уперся перед мостом в стадо овец… Эти кроткие животные выстроились вдоль шоссе плотным неподвижным шерстяным блеющим клином. На вершине клина, воткнувшегося в столб ограждения возле моста, – вожак стада – баран, прикинувшийся вдруг скотиной, объятой диким ужасом перед с розового детства знакомой речкой: не пойду и баста. В овечьем стаде дисциплина несокрушима, как ослиное упрямство. Поперед батьки или через его голову не посмеют сунуться ни одни копыта, подставленные под овечью душу. Вот и стояли эти блеющие души непроницаемой массой. Истошные гудки автобуса на окаменевших животных – никакого впечатления. Так же, как и пинки чабанов, пытавшихся пробудить овечий разум не только физическим воздействием, но и виртуозным русским матом. Пассажиры беззлобно смеялись.

Не до смеха было Радику с Витей. Оба срочно – до отчаянности срочно, нуждались… Нужда возникла еще в городе Баксане, но реализовать ее не хватило времени – уходил автобус. В Тырныаузе, где автобус стоял посреди городка, ни места, «куда не зарастет народная тропа», ни самой тропы, ни кустов, ни сараев на худой конец, не нашли, как ни старались. Тропа, вероятно, все-таки заросла… От Тырныауза до поселка Эльбрус автобус тащился часа полтора и к нему наши друзья прибыли уже в критически взрывоопасном состоянии. До выхода из автобуса в долгожданную дикую природу оставались считанные минуты, и на тебе – эти идиотские бараны… К гортанным матюкам пастухов присоединились мысленные матюки наших героев – именно героическими были их нестерпимые муки. Наконец, одному из пастухов удалось прямо по овечьим спинам добраться до вожака. Гнусную скотину за шиворот подняли в воздух и вышвырнули, как пустой бурдюк, на другой конец моста. В ту же секунду шерстяной поток, тряся курдюками и хвостами, хлынул следом. Автобус двинулся с места…

– Я думал, сейчас речка из берегов выйдет… – Утерев со щёк обильные слёзы облегчения выдохнул Радик.

– А я думал, что сейчас лопну, – поежился от такой перспективы Витя.

– Ну ладно, уцелели. Пошли в лагерь.

Нахоженная и наезженная дорога лежала на плоскости у берега реки потом поднималась постепенно вверх. От моста до ворот альплагеря «Шхельда» ровно тридцать минут ходьбы по сказочно живописным местам. Внизу короткая, будто ее аккуратно стригли много лет, трава на каменистой поляне. Вокруг высокие задумчивые сосны и ели. Среди безмятежности и тишины, нарушаемой только ровным шумом реки, чуть в стороне от дороги – кладбище… Альпинистское. Расположенное у входа в ущелье, оно впечатляет каждого. Словно предупреждает: подумай, «всяк сюда входящий»… И, наверное, у каждого в глубине души или ближе к ее поверхности брезжит тревожная мысль: зачем я сюда приехал и стоит ли идти дальше?.. Появлялись такие мысли и у Радослава в первый его приезд. Тем более, что в тот год из-за нелепейшей случайности неподалеку от альплагеря при возвращении с восхождения на пик Кавказ погиб мастер спорта Рощин. Да не просто мастер спорта, а «Снежный барс»… Здесь находилась и могила его.

Друзья постояли. Помолчали. Радик незаметно покосился на Виктора: как у него настроение и впечатление. Внешне, кажется, никаких тревожных симптомов не видно, задумался и побледнел слегка, так это естественно. А что внутри – проявится в горах, на высоте. Там всё проявляется отчётливо и ясно.