Лора Белоиван - Южнорусское Овчарово

Марина Владимировна говорит: да они тут все дураки.

«Как?» – «Да очень просто: все по очереди. Прямо в буквальном смысле».

Марина Владимировна всегда все знает. Работа такая: три человека придут в магазин за гипсокартоном, кафелем или фанерой на двенадцать, а остальные девяносто семь – поговорить. Мы тоже в тот раз зашли поговорить. Больше, конечно, поздороваться – все равно рядом были, – но и поговорить тоже.

– Тут дед перед вами был, – говорит Марина Владимировна. – Думала, сдохну. Сорок пять минут как с куста, трындел и трындел. Всякую фигню. Дурак, блин.

– Ну мы тогда пошли, – смеемся мы. – Отдохни.

– Э, – говорит Марина Владимировна, – вы-то как раз пусть.

Ну, пусть так пусть. Нам все равно было ждать, когда почта откроется с обеда.

– Зимняя забава такая, – говорит Марина Владимировна, – ага. Рыбалка и дурак. Нас с Петечкой зовут поиграть. Прокофьевы, соседи, не слева которые, а с железной крышей дом. У них тоже собираются.

– Ходили?

– Да один раз. – Марина Владимировна берет зазвонивший телефон: – Ламинат по каталогу, с предварительным заказом. Да. Пожалуйста!.. …ну, это нечто! Невозможно же каждый вечер ерундой страдать.

Мы тоже кое-что слышали. Еще бы. Дурак в Южнорусском Овчарове иной, совсем не такой, как везде.

Овчаровцы играют в дурака серьезно, шестью колодами, одна партия иногда затягивается на несколько дней, а на проигравшем ездят верхом по деревне.

– Необязательно, – говорит Марина Владимировна. – У Прокофьевых не ездят, у них кто проиграет – идет к церкви побираться. Не хватало, чтоб я или Петечка там оказались, ага.

– В смысле? Как побираться?

– В прямом. Заставят в говно нарядиться, а сами у «Антонии» стоят, ржут и фотографируют.

– Ого.

– А у Петренок… – Марина Владимировна опять берет телефон: – Если больше чем на пять тысяч, скидка десять процентов, да, есть, приезжайте… …у Петренок проигравший на лопате катается. А у ваших соседей, с грибами которые…

– У них тоже играют?! – Мы были в полном изумлении. – Так что, туда не за самогоном ходят?!

– Может, за самогоном тоже, – говорит Марина Владимировна, – но вообще-то играют.

Вот это да. Понятно теперь, почему у тети Гали с дядей Васей свет в доме всю ночь горит, а за молоком если к ним идти, то или рано утром, или не раньше трех.

– Так чем у них проигравший расплачивается?

– Жизнью, – говорит Марина Владимировна. И поспешно добавляет, глядя на наши вытянутые лица: – Ну, нет, на самом деле не так все страшно.

– Йопт, – говорим мы.

– Ну да, – кивает Марина Владимировна, – оно самое. Но тут дело в том, что дуракам везет.

– Всем? – зачем-то спрашиваем мы.

– Без исключения. – Марина Владимировна явно гордится произведенным на нас впечатлением. – Вы сейчас куда?

– На почту, потом домой.

– Давайте созвонимся вечером, – говорит Марина Владимировна, – идея есть.

У нее всю дорогу идеи.

Кстати, никакого кольца в дураковой рыбе не оказалось. Дурак – по нашему наущению и с помощью нашего же ножика – разделал кету прямо на льду. Обследовав рыбий кишечник, он обтер нож и руки об лед и зашагал к берегу, насвистывая государственный гимн. Мы подобрали кету и, ругаясь на рыбью пачкотню, отправились домой, намереваясь заехать по пути на почту и в строительный магазин. Когда мы еще шли к берегу, за нашими спинами уже вовсю горланили чайки, налетевшие на требуху.

– Идея, – сказала Марина Владимировна тем же вечером, – идея такая: что нам мешает попробовать?

Да ничего нам не мешало. Они с Петром Геннадьевичем уже и карты купили. Шесть колод.

Шесть колод и никаких пар. Каждый играет сам за себя. Это лишь кажется сложным, но на самом деле, вовсе нетрудно догадаться по лицам, что пять козырных тузов лежат перевернутыми у кого угодно, только не у Петра Геннадьевича, к которому заходить – понятное дело – с козырных десяток, потому что все шесть козырных валетов и все шесть козырных дам собрались у вас. А если у вас же были и козырные короли, но не все, а лишь четверо, шанс все же велик, четыре против двух. Вдобавок, шестой туз тоже у вас. Петр Геннадьевич сграбастывал все, но когда дело дошло до королей, мне стало ясно, какая чудовищная ошибка мною была допущена. У меня совершенно вылетело из головы, что пачка карт, лежавшая слева от меня, тоже принадлежит мне. А содержимое той пачки было таким ничтожным, что впору кингстоны открывать.

– Оп-па.

– Оп-па! – радостно засмеялись остальные игроки. – А кто тут у нас дурак? Поздравляем. Поздравляем.

Окна уже были синие. Никто не заметил, как наступило утро.

– Быстро сыграли, – сказала Марина Владимировна, – но все равно долго. В следующий раз надо часа в два прерваться, максимум.

Странным вспоминается то утро. Тяжелая после бессонной ночи голова одновременно ощущалась пустой и гулкой, хотя множество мыслей крутилось в ней хаотично, по-броуновски сталкиваясь лбами и отскакивая друг от друга. Мысли были не слишком мудреными. Они являлись скорее констатацией фактов, выхваченных из действительности, и в то же время имели собственные, независимые от содержания форму, цвет и звук. Например, мысль «окно» была зеленоватой с коричневыми прожилками, но звучала глухо и казалась вытянутой в длину. И наоборот: длинная сложная мысль «садимся в машину» выглядела как плоский квадрат, перечеркнутый по диагонали сиреневой змеей с сапфировыми глазами. «Дорога» оказалась шипящей, золотистой и сверкающей спиралью; собственный дом (мысль: «дом») каким-то образом уютно совместился с представлением о некой белой полусфере, поросшей беззвучным мхом. Необычная игра увлекала: хотелось бесконечно смотреть по сторонам и разглядывать предметы, людей и природу, хотя сама мысль «игра» звучала в голове тремя короткими звонками (капитан покинул борт судна) и казалась кучей гниющих водорослей. «Надо поспать», – прошуршало в голове осенними листьями, над которыми тут же поднялись и зависли в воздухе семь алюминиевых рыб.

До трех часов наш сон никто не потревожил. В четыре мы посадили в машину собаку и поехали на море. Было тепло и очень солнечно. Голова тоже была уже вполне ясной и солнечной. На льду залива по случаю воскресенья раскинулось множество морских звезд, поодаль от которых мирно паслись мотоциклы. Зимнюю удочку нам дал Петр Геннадьевич, а коньяк у нас имелся свой. Мы не стали искать вчерашнюю лунку, хотя оптика Деда Мороза легко поддалась бы ударам захваченного с собой молотка.

Мы приумножили лучи ближайшей к берегу морской звезды, потому что мотоцикла с гробиком у нас не было, и будущий улов предстояло тащить до машины на берегу вручную. На расстоянии вытянутого луча моей ноги встали термос, бутылка хеннесси и пара коньячных рюмок. Мы решили обойтись без пластиковых стаканчиков. Надо было опустить леску в воду, полежать недвижно примерно с четверть часа, затем встать на корточки, дотянуться до коньяка и рюмок лучом руки, налить и выпить. А затем снова лечь на лед лицом к рыбам. Хорошо лежать над рыбами.