Виталий Бурик - Фигурка моржовой кости. Рассказы, короткие истории, эссе

Через неделю в списках погибших нашёл его имя… А ещё через неделю… стук в дверь – встречаю его, живого Сашку, на пороге… Трезв, как стёклышко, в руках – пакет трав ароматных. От удивления чуть не выронил сигарету. «Вот так, брат, бывает… Я тогда на рейс опоздал, на оставшиеся деньги поехал поездом. Веришь, не было даже копеек телеграмму дать…» Значит, перехитрил-таки, убежал от судьбы.

Вот, казалось бы, и вся история, после которой, Сашок не только пить бросил – забросил блюз, ни о каких буддистах-просветлениях и не заикался. Как, впрочем, никогда не вспоминал своего друга-художника и фигурку из моржовой кости. Через пару месяцев он переехал куда-то, в другой город, и наше общение на этом как-то заглохло.

Вспомнил я о нем через год, при очень странных обстоятельствах. Отправились с компанией за город, «на шашлыки». Найдя подходящее для костра место, разбрелись в поисках дров. Идущий со мной Витёк, наш водитель, проронил: «Здесь недалеко, метрах в пятиста – воронка – самолёт в прошлом году упал. Городские службы уже поработали, но можно ещё кой-какие „артефакты“ найти. Не хочешь прогуляться?» Я ощутил некоторую неловкость, но, вспомнив Сашку, согласился пройтись до места.

Воронка была в основном очищена, крупных обломков не было, и если бы не слова Витька, я вряд ли бы понял, что эта хаотично вспаханная земля – место трагедии. Я брёл медленно, упираясь взглядом в рыжую глинистую почву. Вдруг небольшой светлый предмет привлёк моё внимание. Я поднял его, да так и остался стоять, медленно проворачивая его в руках, не замечая убегающих минут, не слыша окликов ушедшего далеко вперёд Витька… Так-так, вот и Сашкина роспись иголкой… И последние сомнения покинули меня – их место заняла непонятная, нелепая, необъятная, с кучей версий и предположений – тайна.

Да, это была она. Маленькая фигурка из моржовой кости.

В художке я учился с ленцой. Как ребенок из приличной семьи, был отдан в художественную школу родителями помимо особого желания, а так – родители, якобы, увидели способность мою к рисованию, и настояли на том, чтобы отпрыск развивал талант.

Отпрыск же был чужд дисциплины, обязательность чего-либо подрезала под корень имевшееся желание к предмету. Но… шаг был сделан, приходилось посещать занятия.

В художке было интересно, тут уж не стоит лукавить. Только вот в своё будущее, как художника, не верилось. И потом, заглянув в бездну, в миры, которые открывались за полотнами, и в судьбах мастеров прошлого ли, настоящего, ощутил я беспредельность этой вселенной. Вместе с этим пришел страх – да разве я смогу когда-нибудь так? А малолетняя гордость говорила – уж лучше совсем не браться за кисть, чем быть средненьким, сереньким, и зарабатывать на хлеб насущный малеванием вывесок и витрин.

Занятия шли размеренно, своим чередом: живопись, композиция, рисунок, скульптура, история искусств… Ребята подобрались в группе разные, но в общем-то всё народ хороший, компанейский. Вот так и жили. Шли занятия, были выезды на пленэр, была наша весёлая группа.

И была Майка. Да, это было нечто! В своей юной жизни я сделал тогда первое подобного рода открытие – открытие Талантливого Человека. На фоне заученных школярских работ её картины, наброски, брали сто очков сверх. Было в них что-то характерное и… нездешнее. И в ней самой – безудержное что-то, всегда через край.

– Майка, а почему у тебя на рисунке небо такое, ведь так не бывает?

– Я так вижу. Ну, красиво ведь, красиво?

– Да, красиво.

Всё, что происходило в школе помимо занятий – все игры, затеи, придумка на праздники, дни рождения, – всё её.

Мы подружились с Майкой. Вот ведь как здорово, когда тебя понимают с полуслова – думал я, привыкший к книжному заточению дома, отчужденности одноклассников и бесхитростным недалеким дворовым компаниям. Это не была любовь. Просто мы с Майкой были фантазёры.

– А как думаешь, инопланетяне за нашей Землёй следят?

– Следят, конечно, приглядывают, может, только на них всё и держится, иначе наш мир рухнул бы.

– А я в бинокль на Луну люблю смотреть, только вот он маленький, театральный, не все моря видно.

– А я в военный бинокль смотрела. Ух, красотища!

Под конец учебы в художке мы были друзья не-разлей-вода. Если бы не одна ужасная заноза в моем сердце – была бы любовь. Но злые шутки играет с людьми судьба. Я был заносчивый привереда. Человек, чья душа сверкала для меня, как ограненный алмаз, не был для меня идеалом женской красоты. Я был юн и глуп, я глазел на длинноногих вульгарных красавиц. А Майка? Майка – друг, «свой парень», как там в песенке – «ты была заводилой у нас, чорт морской в полинялой тельняшке».

А время всё шло, шло…

Окончена школа. Кто куда. Я уехал из нашего захолустья в большой город, поступил на физический факультет и решил больше никогда, никогда не пробовать сладкого яда под названием Искусство. Физики и лирики по разные стороны баррикад.

Проверки временем решение не выдержало. Какой-то червь точил изнутри и курсе на четвертом прогрыз-таки…

Я забросил учёбу. Я осознал тщету технического прогресса и тоталитарность человеческого стада. Почуял беспомощность человека перед этой машиной. Научился пить и вести околосветские разговоры, говорить о модных романах и держать нос по ветру новых веяний в поп-музыке. Осознал себя Поэтом и изо дня в день мучил печатную машинку, гитару и уши окружающих. Отрастил длинные волосы, посещал маргинальные тусовки и не стирал носков. Учебу я все-таки закончил, восстановившись – победил здравый смысл.

Однажды, во время каникул я приехал в родной городок. Такой уж он мне показался маленький, неухоженный, обшарпанный какой-то. В задумчивости бродил я по знакомым с детства улицам, узнавая и не узнавая всё одновременно. Лето, жара, пыль, мухи… Квас на углу… И вдруг!…

– Майка! Да неужели? Я-то думал, ты давно уже уехала отсюда! Где ты? Как? Что делаешь? Вот так встреча!

– Да я здесь же. Всё по старому. Работаю, оформляю витрины. Да ты в гости

заходи! Как здорово, что я тебя встретила! Обязательно заходи! —

чиркает на клочке бумаги адрес.

– Зайду, конечно же зайду!

Как по сердцу резануло – сквозь все новомодные романы, стихи и песни,

пижонский эпатаж и хиплянско-андеграундный прикид, сквозь всю образованность и полезные навыки общения… Хоть плачь…

И вот, уже на следующий день, я перед её дверью. Дверь неказистая, причем обшивка основательно изрезана ножом, кое—где видны черные проплешины горелой ткани и дерева.

Звоню. Открывает дверь. Глаза сияют.

– Пришел! А я боялась, вдруг дом перепутаешь, или еще что нибудь… Ты проходи на кухню, вот чаёк с вареньем, сейчас музыку поставлю интересную…