Сергей Данилов - Комета Магницкого. Полное собрание

По мере того, как наливается большая лужа, почва вспоминает наконец о своём материнском предназначении, начинает всасывать воду с чавканьем, хрюканьем и даже каким-то невыразимым утробным гугоркотаньем, пуская пузыри. Так пьёт сдыхающий от жажды верблюд после многодневного перехода через пустыню.

Магницкий таскал лейку за лейкой. Опьянённые обилием влаги цветы теряли устойчивость – валились как подкошенные, но всё равно пили, пили, уже не корнями, а стеблями, листьями и даже пестиками и тычинками.

По всем признакам денёк предстоит жаркий.

– Солнце не встало, а в Стране Дураков уже кипела работа, – раздался задорный женский голос.

Створки окон на втором этаже соседнего дома открыты, в комнате у подоконника стоит красавица Тамара в голубом купальнике, с ленточкой на лбу, сзади волосы стянуты в тугой узел. По утрам она занимается аэробикой, и для своих сорока лет выглядит весьма свежо.

Магницкий отсалютовал пустой лейкой:

– Нам зарплаты не надо, нам работу давай!

Большая сонная ворона, хлеща крыльями по веткам, тяжело выбралась из бурелома в глубине сада, где провела ночь, раздражённо каркая и низко лавируя между ветками, кое-как преодолев дальний забор, улетела в Марьину рощу.

Воронье карканье и посвящённый ей собачий переполох в роще разбудили обитательницу зооуголка ослицу Берту, которую Магницкий слышит каждое утро и каждый вечер. Когда Берта прерывает на минуту свою арию, чтобы набрать побольше воздуха для следующего куплета, доносится, насколько энергично проделывает па неутомимая Тамара.

Разделавшись с клумбочкой у крыльца, не меняя униформы, Виктор вышел на улицу, где принялся за поливку кустиков сирени, калины, черёмухи, высаженных на узком газоне перед домом. Все они принялись, но без утренней порции свежей водички чувствуют себя днём крайне неуютно меж двумя горячими асфальтовыми лентами тротуара и дороги.

Часы показывали половину седьмого, пора закругляться с садовыми работами, да идти пить чай.

Солнце вскарабкалось поверх деревьев над центральной поляной сада. Тени от черёмух быстренько ретировались куда подальше в заросли крапивы и одичавшей малины, где под листьями, в траве скрылись от наступающей дневной жары несметные полчища комаров.

Пассажи Тамары скоро надоели проснувшейся старухе Савраскиной, живущей этажом ниже. Её окна не видны Магницкому за соседским сарайчиком, но голос свеж и потрясающе силён. Должно быть, пенсионерка подошла к форточке и обратилась непосредственно к небесам:

– Всю ночь напролёт пьяницы спать не давали, теперь эта кобылица содомская ни свет ни заря гарцует. Боже мой, боже, ну за что такие муки адские пожилому ветерану труда?

Тамара с треском захлопнула окно.

Окрестности окончательно проснулись. Где-то за черёмухами заплакал ребёнок, не желающий расставаться с мамой ради коммунальной жизни в детском саду. Магницкий его отлично понимал, сочувствовал, но помочь решительно ничем не мог.

Доска в заборе отошла в сторону, из дыры появилось вопрошающее тамарино лицо:

– Можно у тебя в саду попрыгать? Савраскина такую бучу вечно поднимает… Здесь комаров тучи, поди? – с опаской нахмурилась на заросли крапивы.

Виктор поспешил успокоить:

– У них сонный час до вечера, прыгайте на здоровье.

Оставив Тамару наедине с ритмичной аэробикой, возвратился на кухню, пятьдесят процентов объёма которой занимает русская печь, точь-в-точь на такой путешествовал Емелюшка-дурачок.

Усевшись перед окном в кресло, от сиденья которого осталась грубая мешковина с лохмотьями какого-то мочала, налил чаю и, закинув сапоги на подоконник, окинул взором сад, где сосредоточенно махала конечностями Тамара.

Энергетические волны расходились от нее во все стороны концентрическими кругами, так что даже на сравнительно большом удалении возникало воодушевление и стремление сотворить нечто полезное для себя и общества в целом, и это несмотря на то, что клумбочка отлично полита, а никакая другая работа не входила в сегодняшние планы.

Хотя именно о ней, о работе он только что думал, о работе, за которую платили бы хоть какие-то деньги. Нет, никто не спорит, было бы в высшей мере замечательно, если за хорошую работу платили хорошие деньги, но в принципе он согласен и на работу так себе, вот только где её взять? О эти глупые, сладкие мечты о хорошей работе, они так расслабляют, так убаюкивают, что когда-нибудь точно доведут его до депрессии. Конечно, не сегодня.

Тамара просто молодец, как трудится, а? Продавщица овощного магазина, сорок лет, незамужняя мать взрослой дочери, учащейся железнодорожного техникума, обитательница казённого дома с общей кухней на весь этаж, обруганная с утра пораньше соседкой снизу, танцует аэробику. По сравнению с ней Магницкий – богач, приобретший вместе с частным домиком дополнительное наследство: чашка, заварник, сам чайник – всё осталось от прежних хозяев. Даже банку со смородиновым вареньем он нашёл в кладовой на полке, к сожалению, варенье катастрофически быстро тает.

По причине полного отсутствия денежной наличности вместо индийского или цейлонского чая Виктор заварил смородиновые листья. Вообще-то, если выкинуть из головы дурацкие мысли о деньгах, жизнь сразу становится прекрасной.

Он пил чай, по хозяйски развалившись в собственном кресле, пусть из старой треснутой чашки, но при том снисходительно наблюдая, как в его саду танцует женщина. Немного не хватало мраморных купален, фонтанов, роз, хоть в более простых цветах недостатка не ощущалось, а поляна перед домом заросла всевозможными травами, напоминая нетронутый человечеством первозданный луговой пейзаж.

Вот, кажется, и всё, утренний шейпинг закончен. Тамара подхватила магнитофон, почему-то снова опустила его в траву, глянула задумчиво в сторону дома и… направилась по дорожке к крыльцу.

Поздняк метаться, карапузики.

Соседка уже неоднократно заходила в гости, посему Магницкий не стал хвататься за веник, лишь кирзовые сапоги спрыгнули с подоконника.

– Я к тебе на минутку, спасибо сказать.

– Пожалуйста… чай будешь?

– На работу пора, магазин открывать. Ещё не выбросил старьё? Хочешь, помогу?

– А… есть-пить не просит, пусть себе стоит.

Тамара заглянула в комнату, которую Магницкий про себя называл столовой, здесь располагаются колченогий стол, обшарпанный столетний буфет, испорченный телевизор, зато стены и потолок не только оштукатурены, но и побелены.

– Много ещё в городе вот таких квартир из прошлого века сохранилось. Я бы на твоём месте рухлядь выбросила к кузькиной матери, купила современную обстановку, мягкую мебель, так-то домик ещё ничего, лет двадцать отстоит, не рухнет. – Смело шагнула в спальню. – Вот здесь бабулька и спала, на этой кровати. Слушай, скажи честно, как по утрам из нее выбираешься? Помаленьку, да? Тебе ведь на работу бежать не надо сломя голову. Работу не нашёл? Я могу переговорить с заведующей. У нас один грузчик запивается, его уволят, пойдёшь?