Юлия Кова(ль)кова - #Партия

– Это что, приглашение? – насмешливо интересуюсь я.

– М-м, – Васильев покачивается с пятки на носок.

– В таком случае, приду, спасибо.

– Не за что, – начальник фыркает. – Но вообще-то я попросил тебя для другого остаться. Скажи, ты хочешь поехать в Прагу, в командировку?

– Когда?

– Восемнадцатого сентября, я уже говорил.

«Восемнадцатого – это воскресенье».

– Восемнадцатого мне нужно на годовщину свадьбы отца. У него другая семья, – зачем-то объясняю я и начинаю теребить подол юбки.

– Ага. А тебе, как я вижу, туда совсем не хочется?

Вот скажите мне, откуда у этого мужчины способность читать мои мысли?

– Да, мне туда не хочется, – помедлив, всё-таки признаюсь я.

– Тогда зачем мучиться? Разве нельзя отказаться и не ходить? – Васильев опускается на стул, подтягивает к себе кружку и спохватывается: – Попросить для тебя принести? – глазами указывает на кофе.

– Нет, спасибо. Я и так с утра уже пять чашек выпила.

«Между прочим, из-за тебя», – хочется добавить мне. Вместо этого говорю:

– Я не могу туда не ходить. Вы… ты просто не понимаешь.

– Расскажи, и я постараюсь понять, – дружелюбно предлагает Васильев.

Вы тоже хотите это узнать? А может быть, вам интересно, почему я ношу часики с Микки-Маусом?

1997 год. Замоскворецкий зал суда. Мне десять лет.

– Наташа, с кем ты хочешь остаться, с мамой или с папой? – ласково спрашивает облачённая в чёрную мантию женщина-судья.

– С папой, – говорю я.

– Наташа, у твоего отца другая семья и другой ребёнок, – доносится до меня полный обиды голос мамы.

– Ну и что? Я люблю Арниса, и он меня любит. Я буду о нём заботиться.

– Борис, ну не знаю… Ну сам поговори со своей дочерью! Объясни ей, что так – нельзя! – на грани истерики требует мама.

Отец грустно улыбается, обходит перила, за которыми переплела ноги я, и усаживается на корточки.

– Детка, я тебя очень люблю, – он мягко берёт меня за руку. – Но я должен уехать в Америку. Мне надо работать. Ну подумай, как мама будет без тебя? А ты как будешь без мамы? – Я поджимаю губы. – Наташа, ну пожалуйста… А я буду часто-часто к тебе приезжать. Правда-правда. И ты тоже будешь приезжать к нам… Ну, пожалуйста, скажи то, что мама хочет услышать.

– Хорошо. Так и быть. Я останусь с мамой, – нехотя соглашаюсь я.

Папа прячет глаза и шепчет:

– Спасибо.

Он всегда знал, что я люблю его больше всех. Его – и ещё Арниса.

1999 год. Мне двенадцать. Моему сводному брату Арнису три. Моему второму брату, Кристиану, в ноябре исполнится ровно год. Папа, его жена латышка Рита Рихтерс, которую я называю тётей Ритой, Арнис, Кристиан и я в Калифорнии, в Диснейленде. Мы уже были на Площади Нового Орлеана, в Медвежьей Стране, а теперь пришли в Мультаун Микки. От клоунов и сказочных персонажей у меня разбегаются глаза.

– Что тебе купить на память? – спрашивает меня папа.

– Конструктор, – смеясь, подсказывает тётя Рита, обозревая мои шорты, кеды и полосатую маечку.

– А можно мне эти часики с Микки-Маусом? – прошу я. Ведь конструктор быстро надоест, а часики останутся надолго, как память.

– И мне тоже часики, – требует Арнис.

– Мне красные, а тебе синие? – предлагаю я.

– Нет. Мне такие же, как у тебя, – настаивает младший брат.

Мои часы скоро сломались. А Арнис свои сохранил. Те самые, красные. С Микки-Маусом.

2002 год. Мне пятнадцать. Я снова в Калифорнии.

– Садись за руль, – командует отец, предварительно отогнав свой «Мустанг» на безопасный участок трассы.

– Пап, я не справлюсь, – дёргаюсь я.

– Ты-ы? Ты справишься, – с уверенностью взрослого комментирует Арнис, развалившись на заднем сидении и крутя за щекой розовый чупа-чупс. – Давай, я в тебя верю!

– Ну раз ты веришь, то я попробую. – Вздохнув, ставлю левую ногу на сцепление. Правой выжимаю газ, подтягиваю педали до момента, когда машина, тихо урча, тронется с места.

– Папа, я еду! – не веря своему счастью, кричу я. – Я – еду!

– Молодец, – хвалит меня папа. – Ты у нас прирождённый водитель.

– А я что говорил? – смеётся довольный Арнис. – Вот вырасту, и Наташа научит меня водить. Правда, Наташа?

– Правда.

В 2003-м и 2004-м я каждое лето приезжала к отцу. В 2006-м Кристиану исполнилось восемь лет, Арнису – десять, мне – девятнадцать. Я видела, как растут мои братья. Мне нравилось, что они тянутся ко мне. Но только Арнис походил на меня всё больше и больше. Ради него я даже стащила ключи от новенькой папиной «Теслы».

– Не жалеешь, что Кристиана не захватили? – Усаживаясь за руль, спросила я.

– Не-а, – безмятежно покачал головой Арнис. – Он и так от тебя не отлипает. Ну давай, детка, покажи мне класс!

– «Детка»? – смеюсь я. – Ну, держись, мелкий!

Под хохот Арниса мы мчимся по автостраде.

2011 год. Арнису пятнадцать, он ростом с меня. Мы выглядим, как близнецы с одного негатива. Только Арнис – яркий темноглазый блондин, а я – бледная шатенка. В то лето впервые за много лет Арнис приехал в Москву. Скривив губы, моя мама наблюдает, как я пишу доверенность для Арниса.

– По-моему, этого делать не стоит, – в конце концов объявляет она.

– А, по-моему, стоит.

Мама обиделась, ушла на кухню и принялась недовольно греметь посудой. Арнис и я выходим во двор и забираемся в мой «Опель».

– Вот смотри: здесь газ, здесь сцепление, – начинаю учить брата я, – а теперь ты садись за руль.

Арнис с готовностью устраивается на сидении, но в последний момент морщится.

– Слушай, я боюсь, – нехотя признаётся он.

– А ты не бойся! Ты же не трус?

– Как сказать… – примерившись, Арнис неуверенно мечется ступней по педалям.

– Наташа. О-ой, я… я еду. Я – еду! – Крик счастья маленького мужчины. – Ты знаешь, что ты – самая лучшая в мире сестра?

– Знаю.

Конечно, я это знаю. Тогда я была в этом убеждена.

– А знаешь, кем я стану? – останавливая машину, серьёзно спрашивает Арнис.

– Гонщиком, как папа? – предположила я.

– Нет. Когда я вырасту, я хочу быть таким, как ты.

Но Арнис не вырос.

Он погиб ровно через полгода: взял ключи от спортивной машины отца, как это однажды сделала для брата я, и сел за руль. Ослепленный фарами встречного грузовика, он не справился с управлением. Погиб он сразу. Похороны, страшные, горькие слёзы отца и мёртвые глаза тёти Риты. И её последние слова, обращённые ко мне, когда я собиралась обратно в Москву:

– Наташа, ты не знаешь, но мы очень скоро вернёмся в Россию. Борис не хочет здесь оставаться: слишком много воспоминаний. И я очень прошу тебя: когда мы вернёмся, ты не приходи к нам больше. У меня остался всего один сын, и я боюсь за него…

Есть такая боль – настоящая боль – которая не убивает сразу. Она начинается с пустоты, когда ты ничего больше не чувствуешь, и только потом эта боль настигает тебя и разрывает душу.