Александр Носов - Архат

Кира выглядела предельно открытой и могла подержать любую беседу. Два раза в год родители отправляли ее путешествовать по миру, вследствие чего у нее сложился широкий кругозор. К тому же отец с ранних лет приучил ее много читать. Ей нравились книги и фильмы с жестоким сюжетом, в которых герою необходимо сделать тяжкий выбор: убить кого-то из своих родных, а кого-то оставить на свое усмотрение, иначе умрут все. Или выбор, где герою предлагается отрезать себе руку, и от этого зависело, выживет его жена или нет. Трагедии и страдания людей вызывали у нее неподдельный интерес. Она рассматривала чье-то горе с равнодушным любопытством ученого лаборанта, разрезающего скальпелем лягушку.

Ей не удавалось усидеть на месте, и она всегда куда-то ездила на фестивали, выставки, концерты. Пыталась освоить искусство: живописи, сочинения стихов, фотографии, – но не могла сосредоточиться на чем-то одном и быстро забрасывала свои увлечения.

Они с Яном с ходу нашли общий язык и со смехом непринужденно болтали. Предмет их болтовни не останавливался на чем-то конкретном, а прыгал с темы на тему. В ходе их дискуссий создавалось впечатление, что у Киры свое мнение на все.

Лука не мог оторвать взгляда от ее улыбки, она вызывала в нем приятные ассоциации. Из глубин подсознания всплывали воспоминания из беззаботного и счастливого детства. Когда отец был вместе с ним, веселил мать, и она постоянно смеялась. В те дни Лука слышал в точности такой же игривый смех.

Кира перестала смеяться, и приятные образы растворились, их место затмила другая картина из темных уголков подсознания, мрачная связанная с самым болезненным периодом детства, знаменовавшим конец их семейного эдема. Это случилось, когда у его отца на работе появилась новая секретарша – Людочка.

Одна из тех женщин, что считают лесть женской мудростью и силой. В узкий круг интересов Людочки входили: магия, гадания и привороты. Лука видел ее всего один раз и ему навсегда запомнились ее бегающие при разговоре черные глаза.

Бывший муж Людочки некогда входил в элиту города. Случайная новость о многочисленных изменах жены сломила его. Он не нашел в себе сил вынести удар и спился, опустившись на дно. У Людочки возникла потребность в новом протеже. Ей приглянулся отец Луки, стремительно поднимавшийся по карьерной лестнице.

Мать Луки до последнего пыталась сохранить брак, оставляя без внимания утренние возвращения мужа, при которых он с трудом удерживался на ногах. Она пыталась не обострять и ничего не говорила о помаде на воротничке его рубашки, выглядевшей клеймом другой женщины.

Однажды ночью Луку разбудил крик матери. Она не выдержала, когда в очередной раз пьяный муж вернулся домой без трусов. На ее вопросы он пытался успокоить, что они лежат в грязном белье. Она потребовала, чтобы он сейчас же нашел их.

Лука с матерью, словно под гипнозом наблюдали как глава семейства, тяжело сопя, ползал на четвереньках по полу ванной и копошился в грязном белье.

Дрожащий голос матери повышался, переходя в крик. Во время своих поисков он выглядел отвратно, но жалость к отцу сжимала сердце Луки.

– Мама, хватит кричать на папу, – повторял он как заклинание.

Трусы, спрятанные в сумке у Людочки, не нашлись, и в ту ночь отец храпел лежа на полу в кучи грязного белья. Кроме него в семье никто не спал.

Всю жизнь Лука пытался стереть из памяти события случившиеся следующим утром.

Около входной двери, в вычищенных ботинках и одетый в пальто отец сжимал в руках сумку набитую вещами. В растерянности напротив него стоял Лука и держал за руку мать. С отрешенным видом она томно смотрела на него. Все молчали. Секунды тянулись как часы. Обстановка накалялась и напряжение делалось невыносимым.

– Посмотри ему в глаза. Он же, как зверь на тебя смотрит, – разрезала тишину мать.

Он поднял грустный взгляд с пола и трусливо заглянул в глаза сыну. Лука хотел вцепиться объятиями ему в ноги, крича в нервном припадке «Не уходи! Ты мне нужен!».

Напряжение парализовало его. Не в силах пошевелиться и вымолвить хоть одно слово он, в ожидании молча, смотрел на отца. Из широко открытых глаз слезы медленно сползали по щекам. Отец в растерянности смотрел на него. Вдруг в его голове промелькнула какая-то мысль, придавшая решимости. Резким движением он оторвал взгляд в сторону от сына и отвернулся, выскочив за порог. Дверь хлопнула. Отец убегал, оставляя после себя невыносимую тишину. Лука боясь пошевелиться, продолжал стоять неподвижно в прихожей рядом с матерью.

Выйдя из подъезда, отец Луки прогулочным шагом направился к Людочке. Для него начиналась новая жизнь, и в ней для Луки не нашлось места.

– А папа скоро вернется? – спросил Лука после затянувшегося молчания.

Вопрос словно вывел из оцепенения транса мать и его оглушил, раздирающий душу плачь. Он впервые увидел, как ее лицо болезненно скривилось, а тело содрогалось от рыданий.

В тот день довольству Людочки не было предела, а мать Луки до ночи судорожно билась в истерике. Лука тихо сидел в своей комнате пытаясь разгадать, куда же ушел папа. Через неделю Луке исполнилось пять лет.

– Опять завис, – засмеялся Марк, оборвав его воспоминания.

Лука осмотрелся. Реплика Марка заставила обратить на него общее внимание.

– Перекурил походу… – пробормотал, выдавливая из себя смешок Ян.

– Все нормально, – сказал он тихо в надежде, что от него отстанут. В эту минуту Луке не хотелось пустых разговоров и лишнего внимания.

– Ну и, слава Богу! – оживился Арсений решивший влиться в разговор.

– Слава кому? – насмешливо спросил Марк, лукаво поглядывая на его спутницу.

– Богу, – в замешательстве повторил Арсений.

– Разве ты не знаешь, что он умер?

Из разных концов комнаты послышались хихиканье, и все внимание устремилось на них.

Для Марка была неприемлемой идея Бога. Он считал ее первобытным атавизмом и на само слово Бог реагировал с необъяснимым остервенением.

– Еще один неверующий, – снисходительно улыбался Арсений. – Должно быть ты, очень бесстрашный парень, да?

– А ты называешь себя верующим, потому что веришь? Или потому что боишься?

– Не пытаешься ли ты убежать от страха с помощью своих насмешек. Мне кажется, ты не показываешь вида, а в глубине, так же как и все боишься, что Бог тебя накажет.

– Было бы чего бояться. Пусть сначала догонит.

Хихиканья в комнате усилились, задев отпрыска духовной династии. Он усердствовал в получении религиозного образования и считал унизительным проиграть в подобном споре. Его задевали нападки в области, где он считал себя большим специалистом. Но больше всего его задевало, что они изливаются перед его новой девушкой, которая вместе с остальными беззаботно хихикала над глумлениями Марка.