Дмитрий Пригов - Москва

А вот еще привиделась картина:
Сидел на почве неогромный человек
На землю крылья положив ладонью кверху
И приподнял одно – одна пустая яма
Поднял другое – и другая яма
Для всех кто здесь, остался, не уехал
Не захотел, не смог иль опоздал
И полетел и сверху закричал:
Господь здесь пожелал пустое место!
Господь здесь пожелал пустое место!

Пусть мертвецы своих хоронят мертвецов
Пусть мертвецы своих в тиши хоронят мертвецов
Пусть эти мертвецы своих в тиши хоронят мертвецов
Эти мертвецы своих в тиши хоронят мертвецов
Мертвецы своих в тиши хоронят мертвецов
Своих в тиши хоронят мертвецов
В тиши хоронят мертвецов
Хоронят мертвецов
Мерт-ве-цов
Ве-цов
Цов

11 | 00813 Не побоимся этих слов
Утерянных для стихотворства
Что жизнь есть бесконечный прах
Бесконечный прах
Прах
Прах безупречный
Прах безупречный если взглянуть
На дело с ветра стороны —
Кого ж ему свивать в народы
Кого ж селить среди природы
Кого сносить в последни воды
И обращать в последный прах
Кого же как не местный прах
Местный прах
Прах
Прах монотонный
Прах монотонный но пристрастный
И поделенный внутрь себя
И тем живой и ненапрасный
Не просто он носимый прах
Он сам он тоже носит прах
Другой он носит – праха прах
А наш – предмет спасенья прах
Предмет спасенья прах
Спасенья прах
Наш прах
Прах

11 | 00814 Был летний день в безоблачной Эстоньи
Шел лесом к морю я свободною походкой
Нехитрый строй мои приняли мысли
Да – в стороне лицом в траву лежаща
Случайно я заметил человека был он мертв
Лежал он и возможно был он мертв
Но нет, скорей, он не был мертв
Хотя, возможно, все же был он мертв
Иль нет, наверное, он не был мертв
Хотя, скорее, все же был он мертвый
А, впрочем, отчего же он был мертвый
Нет, все-таки тогда он не был мертв
А, может быть, в то время был он мертв

Или скорее…

Но нет – не получается рассказа

11 | 00815 Проносись, моя жизнь, проносись!
А не хочешь – так не проносись
Ляг здесь и помирай по марксистс —
ским законам о жизни, иль вдруг
Помирай по каким-нибудь друг —
им законам, где смерть – это жизнь
Они лучше, они хоть наш жи —
вот отделят от нашей души
Ее корни уж так хороши
А плоды – те не так хороши
А верней – не всегда хороши
А бывало ведь раньше душа —
Чем уж только вам не хороша
Столько благости было в душе
Хоть сиди рядом и хорошей
Или дева какая была —
До чего ж хороша да бела
Ни предмета какого белей
А теперь на виду кобелей
И табун вороных кобылей
Будет будто бы снега белей
И откуда же будет душа
При условьях таких хороша
Нет не быть уже больше душе
С ходом времени все хорошей
А тогда уходи, уносись
Куда хочешь, душа, уносись
Если хочешь – согласно марксист —
ским законам

МИЛИЦАНЕР Что читаешь, товарищ?
ОРЛОВ Да вот – последний сборник Пригова
МИЛИЦАНЕР Постой, постой, Пригов… Пригов… А! Вспомнил.
Это который такие вроде бы стихи пишет.
ОРЛОВ Почему же это, товарищ, вроде?
МИЛИЦАНЕР Ну, на таком вроде бы непоэтическом языке.
ОРЛОВ А что же это за такой поэтический язык?
МИЛИЦАНЕР Как бы вам это объяснить? Он пишет не на русском
языке, а на некой новоречи. Как если бы я, например,
пришел бы к женщине и лег бы к ней в постель
в мундире.
ОРЛОВ Да, но и во фраке к женщине тоже ведь не ляжешь.
МИЛИЦАНЕР Но это все-таки как-то поприличнее, что ли.
ОРЛОВ А на пост во фраке выйдешь?
МИЛИЦАНЕР Ну, то работа, должность, о ней разговор особый.
ОРЛОВ О всем разговор особый, да один и тот же.
(вбегает Поэт, в данный момент под фамилией Пригов)
ПРИГОВ Здравствуйте, здравствуйте, товарищи! Что читаете?
ОРЛОВ Вот, ваши стихи, Дмитрий Александрович.
ПРИГОВ Это какие же такие мои стихи?
ОРЛОВ Уж будто и не знаете, Дмитрий Александрович!
ПРИГОВ Откуда мне знать, Борис Константинович.
ОРЛОВ Ох, уж эти мне поэты, все бы им пококетничать.
Но ваши вирши читаем, Дмитрий Александрович.
МИЛИЦАНЕР Это он читает, я не читаю.
ПРИГОВ А-а-а… вирши. (Косится на милицанера).
Да это все так. А вообще-то я лирик. Блок я.
МИЛИЦАНЕР Блок?
ПРИГОВ А что?
МИЛИЦАНЕР Нет, ничего.
ОРЛОВ А на мой взгляд, замечательные вирши.
МИЛИЦАНЕР Что, правда?
ОРЛОВ Правда. Видите ли, в стихе с регулярным размером,
мысль кажется вещью случайной, то есть, всегда
ощущение какого-то фокуса.
МИЛИЦАНЕР Фокус?
ОРЛОВ Ну, да. Все думаешь, как это в нужный размер еще
что-то и разумное уложилось. А в виршах мысль
является конструктивным принципом стиха.
Почти физически ощущаешь, как предложение
со всеми оговорками и неизбежной для рефлексии
отбеганиями в сторону добегает до неизбежной на этом
нескончаемом, затягивающем и самопорождающемся
пути до рифмы. Выходит не мысль в стихе,
а стих посредством мысли.
МИЛИЦАНЕР (Пригову) И это ваши вирши?
ПРИГОВ Нет, нет, не мои. Это его. Он умный.
А я бесхитростный, я – Исаковский.
МИЛИЦАНЕР Исаковский? А он сказал, что ваши.
ПРИГОВ Ах, поэты, поэты! Все бы им пококетничать.
Они же патологически скромны. Ужас какой-то!
Ведь вот ведь как он все про эти вирши знает
и понимает. Точно его. Ах, прежде чем поэта заставишь
сознаться, столько всего утечет. Вы его, наверное,
напугали, вот он и сказал, что не его.
МИЛИЦАНЕР Нет, я его не пугал. Стихи не ругал.
ПРИГОВ Не ругали? Понятно. Понятно. Ну, тогда,
как бы вам сказать. действительно,
это в некотором роде мои стихи.
А то, что они не мои, так это я выразился фигурально.
МИЛИЦАНЕР Как это фигурально?
ПРИГОВ Ну, в том смысле, что я сейчас пишу уже другие стихи.
А эти – как бы уже и не мои. Они уже скорее чьи-то,
кто их читает, сопереживает им или ругает их, вот,
например, Орлова. А я-то тут при чем? А?
Я вас спрашиваю, товарищ Милицанер?
МИЛИЦАНЕР Как это – при чем?
ПРИГОВ А вот так. Я уже другой. Мне они уже чужие.
А кому они в данный момент близки – с тех
и спрашивайте, а кому не близки – с теми
и спрашивайте. А я сейчас пишу чистую нежную
лирику. Я уже не Ломоносов. Я сейчас поэт
без малейшей мысли в голове. Я сейчас Есенин.
МИЛИЦАНЕР Есенин?
ОРЛОВ И напрасно. На мой взгляд, вирши – это лучшее
из всего, что вы написали, Дмитрий Александрович.
И как мне кажется, это есть как раз наиболее
адекватное выражение вашей поэтической сути.
ПРИГОВ Ах, читатели, читатели! Ведь как это страшно быть
узаконенным, даже для самого себя! Хотя, нет.
Я неправ. Многие даже из этого некое начальственное
место себе соорудили. Сидят себе – прямо
благородные Герцены, а тут к ним вдруг в их
лондонскую там, или московскую здесь, квартиру
в черном пиджачке Нечаев входит и все благородное
портит. И забывают, что сами-то – такие же Нечаевы,
а никакие не Герцены.
МИЛИЦАНЕР Так вы кто же на самом деле гражданин —
Нечаев или Герцен?
ПРИГОВ Нет, нет, нет. Вот я кто. (протягивает паспорт )
МИЛИЦАНЕР (читает ) До-сто-евс-кий. Это что же,
вы тот самый знаменитый писатель и есть?
ПРИГОВ Он самый.
МИЛИЦАНЕР Так, значит, вы все это и выдумали?
ПРИГОВ Выдумал.
МИЛИЦАНЕР И меня тоже?
ПРИГОВ Все, все выдумал! И тебя тоже.
МИЛИЦАНЕР И его? (указывает на Орлова)
ПРИГОВ И его! И его! Он совсем не такой. Все я выдумал.
Весь мир выдумал! И себя тоже! Себя тоже выдумал!
Никакой я не Достоевский. Пригов я! Пригов!
Слышите вы – Пригов!