Сергей Шишков - Эхо любви. Роман

– Здесь на чистом воздухе в привычной для мамы обстановке он будет развиваться лучше, – подвела черту Мавра Анисимовна.

С этим согласился и Иван, хотя свекровь Надежда Петровна очень хотела видеть своего внука в Ленинграде.

Наступило время отъезда Ивана. Тяжёлую сумку разных припасов из погреба из солений и варений пришлось взять с собой. Приготовили подарки и для Надежды Петровны: Прасковья Ильинична отправила ей большой фарфоровый чайник, а Емельян Иванович большую банку мёда.

Маша связала большой вязаный пуховый платок с именной надписью «Моей маме, Надежде Петровне».

Расставание было трогательным. Маша смотрела на мужа ласково, давала наставления, чтобы он помогал своей маме, а сам одевался тепло.

Напоследок, она прижалась к мужу и сквозь слёзы сказала:

– Пиши чаще. Я буду очень скучать без тебя.

Муж обещал писать и поскорее вернуться обратно.

Подъехавший на лошади сосед Павел увёз Ивана Ивановича на железнодорожный вокзал.

Время без Ивана в Почепе тянулось медленно. Молодая мама всё своё внимание уделяла ребёнку, гуляла с ним, по времени кормила, а потом оставляла спать на свежем воздухе. На ночь она укладывала его в подвешенную у своей кровати люльку, которая свободно раскачиваясь, успокаивая ребёнка. Люлька крепилась с таким расчётом, чтобы во сне можно было до неё дотянуться рукой.

Вскоре муж прислал первое и очень ожидаемое женой письмо, извещавшее о благополучном прибытии в Ленинград.

Иван особо отметил то, что Надежда Петровна бережно сохранила убранства их комнаты.

Он подчеркнул слова Надежды Петровны о том, что она очень хочет увидеть маленького Серёженьку, по её выражению «моего кнопоточка».

Особенно Маше понравились слова, с которых Иван начал своё письмо:

– «Здравствуй, мой светлячок, моя любимая и единственная на всю жизнь Машенька», а закончил: «Мамулька, моя дорогая, я целую твои губки и щёчки, и всю, всю тебя обнимаю. Твой Иван Шишков».

Она тут же присела к столику и стала отвечать ему такими же нежными и трогательными словами:

«Ванюшка, мой родной, ты, словно из сказки, явился на моё счастье. От твоих слов засветилось всё вокруг и отразилось на улыбке нашего сыночка. Он уже смеётся и тянется к тебе своими маленькими ручонками. Твоё письмо звучит у меня в ушах, как музыка, не понимаю, читаю я его или пою. Я запомнила его наизусть».

Далее она написала про погоду, о том, как они вместе с сыном соблюдают режимы сна, бодрствования и прогулок.

– «Помнишь за погребом, где малина густая растёт, где мы часто сидели и мечтали о нашем будущем? Мы ходим туда с сыночком каждый день и вспоминаем самые лучшие минуты нашей с тобой жизни», – писала она.

Письма приходили от мужа каждую неделю, она отвечала ему всё с такой же любовью и нежностью, отмечая, что их сыночек подрастает, уже отвечает на улыбку мамы, держит головку хорошо.

Так незаметно пролетел месяц, второй, третий…

По-прежнему от мужа приходили письма, по-прежнему на них отвечала жена, подробно извещая мужа обо всех изменениях в развитии сына.

И вот, наконец, настал момент, когда Иван, не выдержав разлуки, вновь нежданно явился перед своей Машенькой. Он ехал в свою вторую геологическую командировку на Урал, и по пути захотел увидеть свою семью.

Он привёз подарки для бабушек и дедушек, одежду для малыша, которую выбрала Надежда Петровна, и конечно подарки для Маши.

Надежда Петровна подарила Маше модное осеннее пальто, чтобы, как было сказано в письме «Машенька утверждала себя столичной горожанкой».

Все соседские подружки были в восторге от её одежды и очень завидовали Маше в её замужестве.

Муж тоже любовался её красотой, весёлым нравом, хозяйственной сметливостью, материнской заботой о ребёнке и о нём самом.

Часто они выходили погулять все вместе на природу, подальше от дома.

В Почепе в мае уже хорошо пригревало солнышко, ведь весна здесь наступает почти на месяц раньше, чем в Ленинграде. Маше становилось ещё теплее от объятий Ивана. Так хотелось жить и радовать всех вокруг. Они брали своего сыночка и уходили наслаждаться первой травкой на пригорках, весенним солнцем.

Им нравилось любоваться и открытым видом с горы на широкую долину, посреди которой протекала река, за которой виднелись высокие валы старинной крепости. Иван чувствовал себя здесь настоящим отцом и мужем.

Но быстро пролетели и эти счастливые дни, потому что наступил срок окончания его пребывания в Почепе.

Маша загрустила и не хотела отпускать от себя мужа, предлагая ему сменить работу, не понимая его профессии. Он обещал подумать, но подвести ждущих его в Москве геологов не мог. Ему предстояла встреча с ними на первом Всесоюзном совещании геологов, куда в начале июня сорок первого года пригласили и его.

Грустными глазами смотрели на отъезжающего Ивана жена, а при прощании кинулась ему на шею и неожиданно прокричала:

– Я буду молиться за тебя, и ждать, ждать, ждать. Пиши чаще. Теперь нас трое. Ты наш навсегда. Не забывай нас.

Он успокаивал жену и говорил, что очень любит её и скоро приедет, чтобы забрать их и уже больше никогда не разлучаться.

В Москве Иван встретился с сотрудниками из его института, которые поучаствовав в совещании, отправились обратно в Ленинград, а он с большой группой геологов вечером на поезде отъехал на Урал. Перед ними была поставлена задача информационного обеспечения результатов работы всех ведомств и организаций в области поисков и разведки месторождений полезных ископаемых.

С такими целями и ехали геологи, в том числе и Иван, в разные уральские города.

Путь Ивана из Москвы лежал в Челябинск, и он не представлял ещё, что он будет там делать. Но пока все молодые геологи ехали в одном поезде, было приятно обмениваться впечатлениями о жизни и будущей работе в неизвестном краю.

Поезд прибыл поздно ночью. Паровоз выпустил клубы дыма, окутавшего пространство станции, и пассажиры почувствовали в последний раз этот ставший столь привычным за долгий путь запах. Геологи вышли из вагонов в надежде увидеть вокзал, но была ночь, освещения на перроне не было, и рабочие, проходившие мимо, указали направление к зданию, в котором находился зал ожидания.

Молодые люди с шумом вошли в него. Иван удивился, что в небольшой комнате с деревянными диванами почти все места были свободными и только сбоку от окна сидели два человека.

Он подошёл к ним и спросил:

– Извините, это и есть зал ожидания?

Один из них возрастом около пятидесяти лет поднял на него удивлённые глаза и в свою очередь спросил: