Андрей Десницкий - Русский Амстердам (сборник)

– Во-во, туда их, министров обделанных, – обрадовался Леша.

– Мальчики, в Молдавии такие фрукты… и вино такое домашнее бывает… «Изабелла»… – размечталась Нинка. – Это что, уже заграница?

– Ну. Считай, Румыния.

Господин сидел молча и несколько подавлено, не понимая реакции русских на развал последней в мире империи.

– Господа, но вам… не жаль?

– Горбатого? – угадала Нинка. – Знаете, такой анекдот: Шарапов с Жегловым разоблачают «Черную кошку»…

– Нин, да откуда ему, тут ведь не показывали.

– Да, а жаль. Не худшая роль Высоцкого. И такая неожиданная.

Господин подобрал спасательный круг и стал говорить о бардах и загадочной русской душе. Но ему не дали. Саша неожиданно резко встал, даже в нарушение этикета:

– Ребята, надо выпить. За конец прекрасной эпохи.

– Стоя, не чокаясь, – поддержал Леша.

– Да, конечно! – кивнул Сережа.

– Мальчики, там бордо… – встрепенулась Нинка.

– Who’s commemoration? [12] Кого поминаем? (англ.) – донеслось из англоязычного угла.

– Sowjetunie [13] Советский Союз (нидерл.). , – ответили из голландского. И люди начали – почти всерьез – подниматься.

Огромный негр-американец безукоризненно точно и красиво запел без слов мелодию советского гимна.

Все стояли. Они вчетвером подняли бордовые бокалы под мелодию, поднадоевшую за всю предшествующую жизнь и тихо скончавшуюся несколько дней назад, пока они паковали чемоданы и не обращали внимания на телевизор… У кого оказалось налито – присоединились, а остальным было неудобно булькать под траурный тост.

Хохма перестала быть хохмой. Смущенные, они сели.

– Да что вы, ребята, – озираясь, пробормотал Леша, – это ж так. It’s a joke…

– Сергей, а вы споете нам? – неожиданно вступила из другой половины комнаты девушка с тонкими чертами лица, каштановыми волосами и резким голландским акцентом, делавшим из слова «вы» что-то похожее на «фю».

И Сережа взял как бы случайно принесенную гитару, подобрал ослабевшую струну, чуть-чуть разыгрался и запел:

Он пел не очень долго и принят был с большим энтузиазмом, особенно голландской частью компании, которой тут же стал объяснять, что на самом деле песня-то не Гребенщикова, а Леши Хвостенко, да Леша уже и сам об этом слабо помнит, а Гребенщиков поет ее не вполне правильно. Голландцы слушали и делали вид, будто знают, кто такие Гребенщиков и Хвостенко.

Вечеринка снова распалась на маленькие группы; опустошались бутылки и темы разговоров, но тут же предлагались новые, и Саша, отяжелев после долгого дня и изрядного количества бордо, вяло переключался с бокала на бокал и с человека на человека, не принимая участия в броуновском движении гостей по тесной квартирке.

Пришлось немного порассуждать о проблемах русского театра, похвастать баррикадной романтикой августа, живописать пустынность московских магазинов и тут же заверить, что возврата к старому «нормальные люди не хотят». Впрочем, это все было, скорее, на иностранную публику, а Сашу занимала проба вин и закусок, да еще хотелось понаблюдать общую атмосферу вечера и окружавших его людей. С кем-то он уже обменялся телефонами, с кем-то познакомился и кому-то наговорил вдосталь теплых слов на русско-английской смеси, но в целом вечеринка смотрелась безликой массой вроде опустошенных бутылок на балконе.

Наконец, по всем признакам настал момент уходить. Голландская часть компании уже подрассосалась. Сережа и Нинка с Лешей собрались идти вместе, и надо было к ним присоединяться, но прежде – попрощаться с Яном и Ингрид, которые и привели его сюда. Ингрид была совсем неподалеку, и он привстал по направлению к ней:

– I think it’s time to go.

– Yes. Shall we leave together? [14] – Кажется, пора. – Да. Уйдем вместе? (англ.)

Надо же, подумал Саша, вроде я сам зову ее с собой.

Надо было сказать иначе, «I shall go» [15] Я пойду ( англ. ). , что ли. Но… почему бы и нет?

– OK.

– We can use my bike if you ride and I’m… achterop.

– Ахтероп? [16] – Отлично. – Можно поехать на моем велосипеде, но только ты повезешь меня… на багажнике. – На багажнике? (англ., нидерл.)

Ингрид молча похлопала рукой позади себя и покрутила воображаемые педали. Ага, на багажнике. Ладно.

– Let’s go [17] – Пошли (англ.). .

Ингрид тоже попрощалась с кем-то, вдвоем они оказались рядом с Яном. Саша кивнул ему:

– Ну, мы пошли.

– Приятно было познакомиться – ответил Ян по-положенному, не удивляясь новому «мы».

– Ну, еще увидимся, – а сам подумал, что навряд ли.

– Конечно. Пока!

И они вышли. Везти на багажнике рослую девушку, сохраняя равновесие, оказалось делом довольно трудным, велосипед все время вилял, а Ингрид смеялась и показывала дорогу. Потом пошло лучше, но Ингрид все равно смеялась, и он уже чувствовал ностальгическую нежность к ней, словно возвращалось что-то из отроческих дачных каникул, когда он тоже катал одну девчонку на багажнике… Только эта была совсем другой, взрослой, яркой, уверенной в себе, и с ней было хорошо.

Так они добрались до ее дома. Что же теперь, неужели тащиться отсюда до общаги, ночью? Да нет, вряд ли затем она его позвала.

– I’m afraid there’re no trams now, – словно угадала Ингрид, – what time does your day begin tomorrow?

– At ten o’clock we meet in the hotel.

– Why don’t you stay at my place tonight? [18] – Боюсь, трамваи уже не ходят… Во сколько тебе завтра на работу? – В десять мы встречаемся в гостинице. – Может, у меня переночуешь? (англ.)

А действительно, почему бы и нет?

Ингрид засмеялась и наклонилась к велосипеду, словно это он был ее героем в эту ночь. Оказалось, она приковывала своего скакуна толстой цепью к металлической решетке. А потом Ингрид взяла Сашу за руку и повела наверх.

Утром он еле успел в общагу, подхватить свои вещи. Венька злорадно усмехнулся:

– Ну?

– Порядок.

А больше поговорить не успели, срочно погрузились в тот же автобус, теперь уже со значительным количеством багажа. Саша пристроился у окошка, рядом, конечно, плюхнулся Венька, горячо задышал и стал требовать подробностей. Саша сразу дал понять, что их не будет, и стал нарочито громко рас сказывать о соленых орешках к пиву, что были так хороши на вечеринке. Венька отстал, и Саша предался созерцанию пейзажа за окном. Каналы чередовались с коровами, коровы – с каналами, мелькали разно образные постройки, а вдалеке четкая линия горизонта пересекалась только редкими деревьями и подчеркнуто вертикальными шпилями церквей. Скоро это надоело, и Саша провалился в сон – вдогон бурной этой ночи.

Но поспать не удалось – автобус уже через полчаса встал на маленькой площади около маленького отеля и им пришлось спешно выгружаться. Ящики, ругань, вздохи Самого, как вогнать спектакли в прокрустово ложе крохотной сцены? И сразу, с колес, репетиция… А Саша все плавал в какой-то мутной тяжести – состояние человека, несколько раз за последние сутки уснувшего, но так толком и не поспавшего. Но кончилась и эта колготня – теперь бегом досыпать в гостиницу. Саша, собственно, до сих пор не знал ни названия гостиницы, ни имени города.