Елена Доброва - Все бывает… (сборник)

Мы сидели в задумчивом молчании, время от времени делая по глотку коньяка. Но что-то в этот раз ни легкого настроения, ни ясной головы он не создавал. Не знаю, как у остальных, но у меня в голове вертелись невнятные разрозненные слова вроде «н-даа. Черте-что. Вот уж действительно. Что делать-то?», которые даже при усилии не складывались в конструктивную мысль.

Виктор Маркушев, наш главный специалист по неординарным психическим состояниям, сосредоточенно разглядывал нас, как в лорнет, сквозь дырчатый ломтик радамера.

– Вот что я думаю, – наконец произнес он, решительно отправив сыр в рот. – Во-первых, не вижу причин для беспокойства. Умеешь предсказывать? Отлично! Воспользуйся этим себе во благо. Не зарывайся, не жадничай. По-скромному. Можешь и друзьям помочь. Спасибо скажем. И не надо паники. Не ты один такой. Есть и другие игроки, которым везет больше, чем остальным. Они радуются, а не паникуют. Теперь, второе. Умеешь накликивать, как ты говоришь? Давай, накликивай. Только хорошее. А не плохое. Пиши о каких-нибудь самых невероятных событиях, но без ущерба для героев. Пусть сбывается. Можешь даже написать, что у нас экономика выздоровела в таком-то году. Что благополучно разрешены многие политические проблемы. И так далее. Вперед!

Предложение Виктора нас развеселило. Даже Антон рассмеялся, почувствовав, что груз, который он взвалил на себя, не так уж тяжел.

– Главное, ты в любом случае ничего не теряешь, – развил мысль Лева. – Если все получается, то все довольны. А если не все получается – то беспокоиться не о чем. Значит, с тобой все в порядке.

– А как же с этим рассказом? Ведь с ним так и неясно.

– Ты знаешь правду? И мы знаем! А остальные… Ну, что делать, пусть думают, что хотят. Ты журналист и писатель. Станешь известным, будешь выступать перед публикой, давать интервью. Кто хочет, тот поверит, кто не захочет – не заставишь. Ну и ладно.

После этой встречи Антону явно полегчало. Он перестал бояться самого себя, а главное, он убедился, что мы ему верим. Это было для него важнее всего.

Интересно, что ему действительно везло в игре – мы несколько раз делали ставки во время очередной Лиги чемпионов, и каждый раз его прогнозы оказывались точны. Но когда его спрашивали, пишет ли он что-нибудь новое, он уходил от ответа, а на просьбу почитать что-нибудь, отвечал, что материал еще сыроват.

Мы подружились с новыми знакомыми.

– Скажи, Антон, а у Тани с Женей что-нибудь получится? – однажды поинтересовалась Марина.

– Получится, не сомневайся, – ответил, смеясь, Антон. – Зря, что ли, я его для нее придумал?

В другой раз Володя в шутку спросил у Антона, будет ли у них с Мариной ребенок.

– Будет. Девочка. Анечка. Три восемьсот, 54 сантиметра.

– Только это будет не дочка, а внучка, – добавил он, увидев округлившиеся Маринины глаза.

Вскоре Олег объявил, что они с Ирой ждут ребенка, а через некоторое время у них родилась… двойня, мальчик и девочка. Мальчика назвали Димой, а девочку – Юлей.

Антон был немного обескуражен, сказал, что со стороны Олега это явное своевольство и непочтение к авторскому праву. А потом заявил:

– А чего вы ждали? Я вам не предсказатель.

И снова ушел с головой в журналистское дело.

Нас было шестеро: Виктор Маркушев, врач-психиатр; Антон Беликов, журналист; Лев Генкин, переводчик с итальянского; Владимир Гурман, биохимик; Бронислав Чен, врач, и наконец… чуть не забыл, кто же шестой – это я сам, Матвей Шаковский, преподаватель права в одном из московских вузов.

В один из позднеоктябрьских вечеров мы сидели как обычно в «Угольке» и если честно, то немного скучали, но о том, чтобы разойтись, даже речи не было. День выдался на редкость плаксивый, все дорожки и тропинки были размыты и сочились водой. Мы готовы были сидеть тут хоть до утра, только чтобы не проходить вновь под насквозь вымокшими деревьями, которые словно специально норовили стряхнуть ледяные капли нам за шиворот. Возможно, именно поэтому народу в «Угольке» было много, практически все места за столиками были заняты.

Мы изредка обменивались репликами, но общий разговор как-то не клеился.

– Скажи-ка, Лева, – вдруг обратился Володя Гурман к сидящему напротив него Льву, – ты куда так настойчиво устремляешь взгляд?

– Я не уверен, но, по-моему, я вижу тут одно лицо…

– Неужели? И какому телу это лицо принадлежит?

– Класс? Отряд? Семейство? Подвид?

– Да вон там, видите, мадам в одеяле.

– Левочка, детка, это не одеяло, это шаль расцветки «Бербери».

– Расцветки чего?

– Видишь ли, Лева, каждая женщина имеет среди прочих своих богатств хоть что-то в расцветку «бербери», а те, кто не имеют – стремятся иметь. Назвать шаль расцветки бербери одеялом – это все равно что назвать горностаевую мантию… ну не знаю… плащ-палаткой.

– Причем, если какой-нибудь поясок или бантик можно приравнять к тройке или четверке, то шаль – это уже у них туз. Но масть вся козырная.

– Да, Лева, такие вещи надо знать.

– Откуда мне? Это вы общаетесь с порочными женщинами.

– Ну, если считать любовь к расцветке в клеточку пороком, то непорочных женщин не бывает.

– Почему, бывает. Вот моя Муся, например… Живет спокойно без всяких этих.

– Да? А ты, Левочка, спроси у нее, хочется ли ей иметь что-нибудь такое…

– А лучше просто подари ей сумочку бербери, и мы увидим…

– Лев, если я правильно разбираюсь в людях, то эта дама в одеяле, мягко говоря, не молода… Чем она тебя так привлекла?

– Оставьте его. Это дело вкуса. Некоторые любят похолодней…

– Лева, признайся, может, ты геронтофил?

– Да какой к лешему геронтофил! Я ее знаю около тридцати лет, если это она, конечно. Вернее, я ее видел последний раз лет тридцать назад.

– Ребята, это его первая женщина.

– И последняя. Единственная любовь Льва.

– А как же Муся?

– А с Мусей он дружит.

– Слушайте, идите к черту. Обрадовались, накинулись! Это тетя Туся, подруга моей матери.

– Представляю, как ты сейчас подойдешь «тетя Туся, я нашел тебя! Где ты была все эти годы?»

– Только не рыдай ей в плед! Не порть «бербери».

– Может правда, подойти, спросить?

– Только не говори ей «тетя Туся».

– А как?

– Ну, как, по имени-отчеству.

– А думаешь, я знаю, как ее зовут? Я всю жизнь называл ее Туся. И мама так ее называла. А потом она уехала в Израиль. И все. С концами.

– Ну, подойди, спроси «вы Туся?», только без «тети».

– Да, попробую. Вдруг она. А то потом всю оставшуюся жизнь буду мучиться.

«Дама в одеяле, конечно, видела, что стала предметом нашего внимания. И ей наверняка хотелось знать, чем она нас заинтересовала. Поэтому когда Лева подошел к ней, она не стала изображать удивление, а предложила ему сесть. Мы не могли расслышать их разговор из-за гула в зале, зато было интересно наблюдать за ними, и по жестам и мимике вполне можно было понять, как развивается беседа. Судя по всему, Лева был очень благосклонно принят всеми подругами нашей дамы, сидящими за тем столом, они внимательно его выслушали, потом «дама в одеяле» отрицательно покачала головой, ободряюще похлопав Леву по руке, а остальные огорченно кивали – мол, мы бы все рады быть тетями Тусями, но увы… Наконец Лева встал, поцеловал ей руку, при этом явно получил приглашение присоединяться к их компании в любое время и по любому другому поводу, – и вернулся на свое место.