Юрий и Аркадий Видинеевы - Петля Анобола. Мистика, фантастика, криминал

Начальник уголовного розыска к решению местных властей покончить с проявлениями «чертовщины» в их городе отнесся по-деловому: формирование группы для работы по делу Хана, постановка задачи, разработка общего плана оперативно-розыскных мероприятий, подробный опрос очевидцев, консультации со специалистами по всякого рода «чертологии», поиск доказательств.

В процессе индивидуального инструктажа старшего группы по делу Хана начальник угро сказал:

– Присмотрись повнимательней к «чудотворцу» Карпу Игнатовичу Мартынову. Помнишь старую байку, как стекольщик посылал мальцов окна камушками разбить в домах зажиточных горожан, а через время проходил мимо пострадавших домов и кричал:

– Кому окна застеклить?! Кому окна застеклить?!

С объяснениями свидетелей по делу Хана было больше бестолковщины, чем ясности: чем больше свидетельских объяснений, тем больше противоречий и глупости. Еще больше проблем оказалось с результатами визуального наблюдения. Из рапортов наблюдателей следовало, что гражданин Мартынов Карп Игнатович и гражданин Артюхин Артем Алексеевич по кличке «Тюха» – это одно и то же лицо (!). А глуповатая девка, помогающая гражданину Мартынову К. И. в ведении домашнего хозяйства, Евдокия Ильинична Гризодуб, одновременно является и вороной (!?).

Наблюдение за гражданином Артюхиным А. А. привело к невероятной путанице: кем он только не был!

В результате случилось то, чего и следовало ожидать: в кабинет начальника угро явился представительный мужчина в красивом штатском костюме.

– Догадываетесь о цели моего визита?

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант!

– Я забираю у Вас дело Хана. Это, как Вы понимаете, компетенция нашей конторы. С прокуратурой данный вопрос уже согласован. Вы дальнейшую работу по делу Хана с этой минуты прекращаете и информацию по нему не разглашаете.

Выйдя из строгого серого здания городского управления внутренних дел, генерал-лейтенант ФСБ (представительный мужчина в штатском костюме) направился к «своему» персональному автомобилю. Сотрудники милиции в гражданской одежде почтительно здоровались с шефом их «старших братьев», а одетые по форме, брали под козырек. Все они знали его в лицо. И все они заблуждались.

Однако были вокруг и те, кого не так-то просто обмануть:

– Чу-шкарь! Чу-шкарь! Чу-шкарь! – привычно и надоедливо дразнили Тюху проказники-воробьи.

– Вот, я вам… – смачно и веско выговорил Тюха, мстительно погрозив им кулаком.

В другом мире я был старым вороном, а малышка Мэри – молоденькой ласточкой. В том мире мы никогда не пересекались в прямом контакте, и я знал ее только в лицо. Здесь мы оказались сотрудниками одной и той же брокерской конторы: я – как ветеран брокерского дела, а Мери – как вновь принятая. Я с первого взгляда узнал в ней ту самую ласточку, которую видел «там».

А Мэри?

– Давно не виделись! – сказал я малышке Мэри в первый же день встречи с нею в нашей брокерской конторе, когда мы оказались наедине.

– А разве мы с Вами знакомы? – спросила Мэри.

Вскоре после принятия Мэри дела нашей конторы начали приходить в упадок. Для Мэри это стало неожиданностью. Еще бы: молодо – зелено! Зато для меня в крахе этой конторы сюрприза не было. Ее руководитель тоже был из другого мира. Ему ли руководить таким сложным бизнесом, как наш?! В том мире он тоже был «важной птицей». Но важность заключалась не в реальной его значимости, а лишь во внешнем поведении, в повадках. «Там» он был жирным и чванливым гусаком в хозяйстве мелкого фермера. Незадолго до Рождества гусак стал испытывать неведомую ему ранее тревогу и, наконец, обратился ко мне, как к старому ворону, за советом. Оказалось, что на протяжении последнего времени ему каждую ночь стали сниться печеные яблоки. Все знают, что имеющие дар прорицателя не вправе давать прямое указание на характер грозящей опасности, чтобы не навлечь тем самым беду на свою собственную голову. Сон гусака был прост. Он породил перед моим искушенным в таких вопросах эзотерическим взором образ вкусного рождественского блюда: гуся, запеченного в яблоках. Я намекнул гусаку на это тем способом, который не имеет аналога на человеческом языке и может быть понятен только птицам. Гусак все сразу понял и исчез. Оказавшись в этом мире, гусак использовал птичью хитрость, которая помогла ему наворовать немалые деньги. А вот умно распорядиться наворованным, он не сумел, что и привело его к порогу краха.

Мэри, узнав о грозящем крахе, забеспокоилась. Она обратилась ко мне, как к старику, за советом. Ей хотелось узнать, насколько неизбежен этот крах? Ответ на ее вопрос находился в энергоинформационном поле этого мира в портале самого простого доступа. Поэтому мне, как обладателю ключей к порталам многих уровней секретности, не составляло труда ответить на этот «детский» вопрос. Но и навлекать на себя беду от откровенного выбалтывания сведений из энергоинформационного поля я, конечно, не мог. Поэтому я намекнул малышке Мэри на ответ тем способом, который не имеет аналога на человеческом языке и может быть понятен только птицам.

Мэри округлила свои глазки, притворившись «непонимашкой».

Мне надоело это бесконечное притворство. Я решил положить этому конец. Наверно, со стороны мой поступок выглядел слишком грубым: в офисе в то время кроме меня и Мэри были другие сотрудники, а я, подойдя к «Ласточке», сказал:

– Ты – ласточенок! Маленький и глупый ласточенок!

Ох, уж эти женщины! Моя вероломная выходка не застала Мэри врасплох.

– Я не ласточенок, я – воробышек, – ответила она как ни в чем ни бывало, взглянув на меня с простодушной улыбкой.

Я так и не понял, узнала она меня по жизни в другом мире, или нет?

А, может быть, перейдя в этот мир, Мэри просто забыла, кем она была «там»?

В субботу Леший проснулся пораньше. Суббота – банный день. В три бани надо успеть.

От его отшельнической землянки до заповедных банных мест незримая тропка ведет через дремучие заросли. Одному только Лешему этот путь открывается.

Вот и первая баня – у тополя.

– Здравствуй, батюшка Тополь! Дозволь в твоей баньке попариться! – обратился к старому дереву Леший, остановившись перед ним на той дистанции, с которой его ладони ощутили соприкосновение с биоэнергетическим полем этого лесного исполина.

Леонид жил бобылем в маленькой старой избе. Он был очень удачлив в охоте и в рыбной ловле. Навыки охотника и рыбака Леонид перенял от отца – лучшего в этих краях промысловика. С такой удачливостью Леонид мог бы стать очень зажиточным мужиком, но он к накопительству не стремился, излишки своей добычи уступал за бесценок, а иногда и даром.